Все сюрпризы осени
Шрифт:
– Выбирай свободное место, – сказала учительница.
– Ребята, осторожно! Это еще та штучка, – прошипела на весь класс львица, и ученики поежились.
Отрекомендованная таким теплым образом, я пробиралась между парт, как сквозь еловый лес: казалось, все так и колют меня глазами.
– Садись ко мне, если хочешь, – буркнул кто-то с последней парты.
Я благодарно посмотрела в ту сторону, откуда поступило предложение. И чуть не отпрыгнула назад. Девчонка за последней партой без преувеличения была похожа на кикимору, вылезшую из болота в дождливый день. Зеленоватые волосы сальными прядями спадали на бледное лицо, под глазами чернели тени туши, ногти с облезшим сиреневым лаком терзали обгрызенную ручку. Но делать было нечего, никто другой, очевидно, не хотел сидеть рядом со мной. Я поглубже вдохнула и решительно села рядом с кикиморой. Та больше не произнесла ни слова. До конца урока я пыталась вникнуть в речь учительницы и лишь перед звонком поняла, что это была литература.
Во время перемены учительница подозвала меня к себе. Оказалось, что это была моя новая классная руководительница Марина Борисовна. Она же вела у нас русский и литературу.
– Алиса, если хочешь, я тебя пересажу к кому-нибудь другому, – сочувствующим тоном предложила она.
– Все в порядке, Марина Борисовна, не надо, – храбрилась я.
– Как знаешь, – она пожала плечами и стала готовить доску к следующему уроку.
Когда на уроке русского языка моя соседка-кикимора поняла, что я не пересела на другое место, на ее бледном лице отразилось подобие доброжелательной ухмылки. Мне даже показалось, что она рада моему обществу.
– Жвачку хочешь? – сквозь зубы процедила она.
Я отрицательно замотала головой, но жвачку взяла. Через пару минут кикимора толкнула меня в бок, чтобы продемонстрировать надутый из жвачки пузырь. Пузырь, надо сказать, был знатный и смешно упирался кикиморе в нос. Я захихикала.
– Девочки! Караваева, Лисицына, в чем дело? – цыкнула на нас Марина Борисовна.
Затаившись, я вынашивала планы выдуть пузырь крупнее, чем у кикиморы. (Значит, ее фамилия Караваева, буду знать.) К концу урока мне наконец удался на редкость пузатый пузырь, и я радостно пихнула Караваеву-кикимору в бок.
– Лисицына, чем ты занята? – подошла ко мне Марина Борисовна. – Встань!
Я встала, и мой с таким трудом надутый пузырь с хрустом лопнул на глазах у всего класса. Все начали гоготать, а я стояла с пузырем на лице, который скрывал мои пунцовые щеки.
– Эх, Лисицына, – вздохнула Марина Борисовна. – Мне тебя иначе рекомендовали. Ребята, тихо!
Но зазвенел звонок, и все, не думая затихать, бурной рекой ударились в распахнутую дверь.
В столовой я достала из сумки остатки маминого пирога и попыталась засунуть в себя кусок – школьный завтрак меня совсем не привлекал. Дениса нигде не было видно, скорее всего, он отправился за компанию с мальчишками курить возле школы. Зато грива рыжей львицы возвышалась неподалеку. Вокруг красотки хихикали несколько ребят. Я была уверена – они смеются именно надо мной. Кто бы мог подумать, что мой первый день в новой школе будет таким?! Не успев как следует обдумать все происходящее, я услышала рядом уже знакомый голос.
– Тебя ведь Алисой зовут? – кикимора села рядом.
– Алькой, – поправила я. – Так привычнее.
– А я Жанна, – она попыталась улыбнуться.
Неужели у меня появилась первая подруга? Да еще какая – умереть не встать! Я окончательно перестала что-либо понимать и просто доверилась течению жизни.
– Не обращай внимания на Ритку, – Жанна кивнула в сторону рыжей львицы. – Не любит она тех, кто выделяется. Выделяться позволено только ей – Рите Зябликовой.
– Хорошо, постараюсь не обращать, – согласилась я. – Спасибо!
– Сейчас будет два урока физкультуры на улице. Прогуляем?
Прогулять уроки – со мной такого еще ни разу не было! Но потом можно будет всегда сослаться на «женское», смекнула я. И согласилась.
Сентябрь стоял теплый, солнечный. Но из города уже ушла та летняя духота, от которой не скрыться даже в тенистом парке. Мы с Жанной беззаботно шлялись по улицам, в лицах пересказывая сами себе историю со жвачным пузырем. А затем хохотали, как ненормальные. И всякие сварливые старушки, и недовольные прохожие, завидев Жанну, обходили нас стороной. Видимо, думали – такие и ответить могут.
– Вообще Марина Борисовна ничего так, – отсмеявшись, сказала Жанна. – Морали часто читает, с принципами у нее все сложно. Но добрая она на самом деле. Мне всегда тройки по русскому и литературе натягивает. А я ведь ни бум-бум!
– Угу-гу-гы, – пыталась ответить я, все еще вспоминая удивленно-растерянное лицо Марины Борисовны, когда перед ее носом лопнул пузырь.
– А почему ты из прошлой школы ушла? Переехали? – спросила вдруг Жанна.
И тут ветер дунул мне в лицо с такой силой, что я схватилась за свою драгоценную челку, боясь, что ее вовсе унесет. Но снесло у меня что-то другое. Сама не знаю почему, но я вдруг ляпнула:
– Выгнали! – и, вытряхивая несколько желтых листьев из волос, воодушевленно продолжила: – Ага, выгнали напрочь из прошлой школы. Хулиганила напропалую! Весь район не знал, куда от меня деваться. Пришлось вот переезжать. Всю семью с места сорвала, а что делать? Там участковый у нас на лестничной клетке буквально поселился. Чуть я из дома – он за мной шасть. Невыносимо!
Пока я несла всю эту ахинею, глаза Жанны вылезали из орбит все с большим и большим восторгом, от чего она стала походить уже не на кикимору, а на окуня из рыбного отдела.
– А так и не скажешь, – выдохнула наконец она. – Ну, видно, конечно, девчонка ты не промах. Но чтоб так…
Распалившись после первого успеха, я еще долго что-то плела о своих былых деяниях. Пришлось призвать на помощь весь литературный дар и налить столько воды вокруг своих несуществующих подвигов, что к концу моей тирады Жанна была окончательно покорена. И смотрела мне в рот, как будто оттуда ежесекундно вылетали райские птицы.
– Только без фанатизма, – добила я ее контрольным.
И чуть не упала замертво прямо посреди усыпанной листвой парковой аллеи. Столько вранья мне (еще вчера «приличной девушке») было не вынести. Заметив, что я сильно побледнела, Жанна буквально дотащила меня до ближайшей лавки и бережно усадила на свой плащ.
– Утром накурилась всякой дряни, – пыталась оправдаться я. – Никогда не кури всякую дрянь…
– Ага, ага! – для пущей схожести с окунем Жанна хватала ртом воздух.