Все там будем
Шрифт:
– Ребята, а чтобы все было чисто, вы самолет и вправду разобьете?
– спросил он, отвлекаясь, у пилотов.
– Совсем?
– А чуть-чуть разбить самолет, наш президент, - смеялись молодые белозубые летчики, - невозможно. Так что совсем разобьем. Не беспокойтесь. Парашют взяли?
– Так точно, - вдруг по-военному ответил Воронин, и снова захотел коньяку.
– Выпить с собой есть? В смысле, уже потом. На земле?
– Само собой!
Летчики посмеивались, и Воронин успокаивался. До осуществления его мечты оставалось всего десять минут. Две минуты назад его самолет ушел с радаров Земли. Сейчас они летят уже над территорией
А на родине пускай Лупу разбирается, спикер. Он молодой, он справится. К тому же, думал Воронин, кто бы не приходил к власти в этой стране, никому не удается сделать жизнь в ней лучше. Молдавия просто заколдованная какая-то! Так что черт с ней. Через десять минут он выпрыгнет с парашютом, его встретят, привезут в городок на севере Италии, дадут работу и документы. И вся свита так же устроится. А самолет, который оставят и пилоты, разобьется в верхушках гор. За те недели, что до него кто-то доберется, его занесет снегом и льдом, и искать тела вряд ли станут. Президент увидел весь план, как единое целое, и вновь подивился уму тех, кто планирует переправку молдаван в Италию! Таких бы побольше в правительстве, может, и выкарабкается Молдавия-то!
– Значит, вы президент, - задумчиво повертел в руках визитку Воронина человек в кишиневском офисе, - и хотели бы смыться в Италию, а денег у вас всего четыре тысячи евро? Ну, что ж, это как раз обычная такса. Автобусом ехать не хотите? А чем? Давайте мы придумаем, как вас отправить. Только с одним условием.
– Да-да, - с готовностью отозвался президент
Он пришел в этот офис вечером. А нашел эту фирму по объявлению на столбе "Отправляем в Италию. Не интим". И два телефона.
– Условие простое, - сказал делец.
– Бензин ваш!
… Подумав о том, какую скорбную рожу скорчит Берлускони [16] , Воронин засмеялся. Поделом ему, старому жулику! Не хотел пускать делегацию президента Молдавии, так пускай теперь выражает соболезнования.
– Мой президент, - похлопал по плечу Воронина старший пилот, - готовьтесь.
Президент встал, и, глянув на советников без парашютов, вспомнил.
16
премьер-министр Италии - прим. авт.
– А с этими, - ткнув в их сторону большим пальцем, спросил он, - что делать?
– А ничего, - махнул рукой пилот, молодой парень, - пускай остаются…
– Где?
– не понял президент.
– Самолет что, без пилотов в Молдавию вернется?
– Пускай в самолете остаются, - объяснил пилот, - вот что я подразумеваю.
Президент подумал, и решил, что это будет не очень хорошо. Негуманно как-то.
– Негуманно как-то, - крикнул он пилоту, уже открывавшему двери для десантирования.
– Мы же не звери.
– Правильно!
– заорал пилот.
– Мы люди, и, в отличие от зверей, мыслим и думаем.
– Верно!
– одобрил президент.
– И вот я думал, думал, и вот чего придумал. Если вдруг до самолета доберутся, два тела все-таки найдут, значит, вопросов будет меньше. Это раз. Если мы хоть одного человека даром в Италию вывезем, получается, мы себе весь бизнес порушим. Это два! Так что делаем?..
Президент оценивающе глянул на советников, пожал плечами, и шагнул к открытой двери. Оттуда волосы его развеял по лице мощный ветер, и Воронин будто десяток лет сбросил. Перед тем, как он прыгнул, пилот еще раз спросил:
– Так что делаем с этими-то?
Президент ответил:
– Соболезнуем!
ххх
… Думая о волосах Стеллы, Серафим с тоской вспоминал девушку, и пенял жизни за то, что она сложилась не так. Ведь в библиотекаря Серафим был влюблен с самого первого класса. С тех самых пор, как глядя на ее чуть влажные виски, уселся рядом, и ударил по спине пеналом. Но шли годы, они росли, а парта нет, и Стелла никак не давала понять, - с досадой думал робкий Серафим, - своего к нему расположения. Может, думал он, потому и нашел я другую любовь своей жизни, Италию. Но и Стеллу забыть было трудно. А думая о ее любовнике, председателе райцентра, о связи которого со Стеллой судачил окрестный люд, Серафим чувствовал, как невидимая рука архангела Гавриила сокрушает ему ребра. Но потом смирялся, поскуливая.
– Что поделать, - стонал тихонько, чтобы не разбудить Василия, Серафим, - судьбу не выбирают. Не суждена она мне, не суждена.
Серафим вспоминал, и как пришел к Стелле за самоучителем итальянского языка, и как она была холодна с ним, и как он пытался мыслями пробудить в ней чувство, но словами сказать постеснялся, а потом уходил, досадуя на себя. А она, наверное-то, сразу о нем забыла, едва он за порог вышел, и стала прихорашиваться, любовника своего ожидая…
Что ж, в жизни каждого мужчины бывает женщина, которая и слышать о нем не хочет, а он сохнет и сохнет, словно брынза, вынутая из рассола, и брошенная на каменный прилавок рынка…
Серафим сжал зубы, и снова застонал. Потом решительно, но осторожно, чтобы не перевернуть лодку, встал. Хватит! Он все же человек взрослый, и у него есть дела поважнее мальчишеских увлечений. Пусть даже глаза у этого увлечения каждый - с виноградину, а грудь округлая, как холм у верховья Днестра, и тело желанное, словно подарок на Рождество, а тело гибкое, как юная еще лоза, что прорастет даже сквозь промерзшую землю. Хватит! Он, в конце концов, не мальчик. Серафим выдохнул, и глянул вперед. Это был уже десятый день пути. Приятелям повезло с погодой. По всем расчетам получалось, что они уже недалеко от побережья Италии. Послышался плеск и Серафим оглянулся. Катер береговой охраны возник внезапно. Серафим улыбнулся и, показав ладони рук, громко сказал на отличном итальянском:
– Приветствую вас, доблестные потомки Рима!
Пограничники улыбнулись, и Серафим расслабился. Улыбаясь, он вдруг почувствовал, как лицо его погружается в теплую воду гостеприимного моря, ноги содрогнулись, как от удара, и еле успел схватить за шиворот Василия. Пограничники, которые успешно торпедировали подлодку "Маринеску" ручной гранатой, уплыли, даже не заинтересовавшись, остались ли в воде живые люди. Серафим продержался с Василием до утра, и их подобрали украинские моряки, идущие в Одессу. Оттуда друзей депортировали в Молдавию.