Все точки над i

Полякова Татьяна Викторовна

– Не говори ему, что я звонила, – попросила я. – Эта сволочь от меня прячется, а мне надо его повидать.

– Приезжай, только я бы тебе не советовал встречаться с ним сейчас, – сказал парень. – Он пьян в стельку и злой как черт.

– Переживу.

Бросив трубку, я взяла сумку и пошла к выходу. Задержалась возле плаката, Че улыбался мне, и я сказала:

– Прощай, команданте, – а потом прижалась губами к его губам, и на какое-то мгновение мне показалось, что он мне ответил.

В клуб я вошла с черного хода. Парень, открывший мне дверь, кивнул вместо приветствия и буркнул:

– Он у себя.

У себя, значит, в одной из задних комнат, которую Ник облюбовал уже давно. Хозяином клуба был Долгих, и Ник чувствовал

себя здесь как дома. Я поднялась на второй этаж, коридор был пуст, подошла к нужной мне двери и достала пистолет.

Ник был один, сидел, облокотившись на стол, лицо его было бледным, глаза бессмысленно таращились в пустоту, он отупел от выпивки. На столе стояло две бутылки, обе пустые, посуда.

– Ник, – позвала я. Он перевел взгляд на меня и криво улыбнулся:

– Салют, радость моя. Садись, выпей со мной.

И тут его взгляд зацепился за оружие в моих руках. Выражение его глаз изменилось, он мгновенно протрезвел, вскочил, рука метнулась под распахнутый пиджак, но в ту же секунду я выстрелила, один раз, второй, третий… Ник удивленно замер, а потом рухнул на стол и начал медленно с него сползать, увлекая за собой пустые бутылки, бокал, тарелки, которые со звоном упали на пол.

Я подошла к нему, перевернула на спину и заглянула в его лицо. Оно было странно спокойным. Непривычно мягкое выражение его поразило меня, я никогда Ника не видела таким. Глаза все еще смотрели удивленно, рот чуть кривился, как будто Ник силился улыбнуться. Он казался очень молодым и почти красивым, если труп вообще можно назвать красивым.

Трудно было думать о Нике как о трупе. Наверное, я бы не удивилась, если бы он сейчас вдруг хихикнул, а потом, поднявшись, заявил: «Хватит валять дурака». Но я знала, он никогда не поднимется. Все три пули попали ему в грудь, на полу под ним натекла лужица крови. Я вздохнула и закрыла его глаза, вновь поразившись тому, каким безмятежным стало его лицо, точно он наконец избавился от непосильного груза.

Мне давно было пора уходить, но что-то удерживало меня здесь, может быть, его предсмертная улыбка. Я услышала топот ног за дверью и резко выпрямилась. Дверь распахнулась, и в комнату один за другим вбежали трое охранников. Они с очумелым видом смотрели на труп у своих ног, а я кивнула на пистолет:

– Не возражаете, если я уйду? Как видите, настроена я серьезно.

Старший из охранников поднял на меня глаза и покачал головой, точно в досаде.

– Допрыгался, придурок, – сказал зло и добавил: – Собаке собачья смерть. Мы ничего не видели, – кивнул он мне и покосился на своих товарищей, те растерянно переглядывались. – Вы поняли? – повысил он голос, они, точно очнувшись, кивнули в ответ. – Уходи через черный ход, – сказал он мне. – Ментов вызовем через двадцать минут, надеюсь, тебе хватит этого времени.

– Хватит, – ответила я.

Наклонилась и поцеловала Ника в губы. Не знаю, почему я это сделала. В тот момент мне казалось, что он в самом деле был мне другом. Чокнутый сукин сын, который иногда мог удивить. А, может, мне вдруг стало горько оттого, что не было на свете человека, который по нему заплачет, как не было человека, который заплачет по мне. Я выпрямилась под растерянными взглядами парней, один из них посторонился, пропуская меня к двери, я вышла в коридор, не удержалась и еще раз взглянула на Ника. Мне показалось, что улыбка на его лице стала шире.

Я вернулась в машину, у меня есть двадцать минут. Достаточно, чтобы покинуть город, но делать этого я не собиралась. Еще только увидев Машку, там, в комнате без окон, я поняла: никуда отсюда не уеду. Когда-то я обещала ей: если не смогу посадить всю эту свору в тюрьму, то попросту их перестреляю. Пришло время отвечать за свои слова.

Для начала следовало позаботиться о надежном убежище, и я подумала о доме Ника, где недавно пряталась. У меня не было от него ключей, и я отправилась на квартиру Ника. Странно: в тот момент мысль о том, что я должна быть осторожной, должна прятаться, ни разу не пришла мне в голову. Я была спокойна и сосредоточенна. Оставила машину возле подъезда и поднялась в квартиру. Связку ключей

я нашла в ящике стола на кухне, забрала все. Я не очень верила, что Ник хранил документы, которые взял из машины убитой Елены, в своей квартире, впрочем, я не была уверена, что взял их именно он. Но тщательно обыскала квартиру, не торопясь и ни разу не взглянув на часы. Время вроде бы меня совсем не интересовало. В спальне за картиной обнаружила сейф, ни один из ключей к нему не подошел, да и комбинации цифр я не знала. Если честно, документы в тот момент мало меня заботили, я уже все решила, и, найду я их или нет, особого значения не имело. Просто подумала: если они в сейфе, кое для кого это окажется неприятным сюрпризом.

В тумбочке лежала пачка долларов, я сунула ее в карман и пошла к выходу. Машину я оставила в двух кварталах от дома Ника и в пригород добиралась на автобусе, по дороге купила в магазине краску для волос. Вышла за две остановки до цели моего путешествия и оставшуюся часть пути прошла пешком. Дома вокруг за высоченными заборами выглядели необитаемыми. В таких домах людей мало волнует, что творится у соседей, в ту минуту я могла лишь порадоваться этому.

Я подошла к калитке, достала связку ключей, один из них подошел к замку, и калитка открылась с мягким скрипом. Я заперла ее и не торопясь поднялась на крыльцо. Сигнализации в доме не было, по крайней мере, в то время, когда я отсиживалась здесь. Два замка, три оставшихся ключа на связке. Позади дома была калитка, выходившая в переулок, ее я видела из окна кухни, четвертый ключ, должно быть, от нее.

Повернула ключ в замке, шагнула в холл и огляделась, потом закрыла дверь. Немного постояла, прижавшись к ней спиной. На некоторое время этот дом должен стать моим убежищем. Я усмехнулась, усмотрев в этом недобрую шутку. Не спеша прошлась по первому этажу, бросив сумку в холле. Потом решила сварить кофе и вот тогда обратила внимание на листок бумаги, исписанный аккуратным мелким почерком. Он был прикреплен магнитом к дверце холодильника. Письмо Ника. Я сняла его и стала читать. «Салют, моя маленькая дрянь. Если ты это читаешь, значит, я на небесах. Впрочем, вряд ли меня туда пустят, ну да ладно. Что, хлопнула папулю? Радуешься? Ну-ну… Хотя я думаю, что особого счастья ты от этого не испытываешь. Может, самонадеянно с моей стороны, но я все-таки надеюсь, что ты обо мне поплачешь. Я бы тебе в этой малости не отказал. Так что и ты уважь старого друга, скажи что-нибудь, типа: «Было и в нем что-то хорошее…», допустим, хорошего во мне кот наплакал, но я любил тебя, как умел. Не думай, что я стремлюсь оказаться на том свете, ничего подобного. Я надеюсь, что через пару дней разорву это письмо и выпью за упокой твоей души, уронив скупую мужскую слезу. Год назад я был бы в этом уверен и не стал бы заниматься каллиграфией, но теперь… как знать, как знать. Я вот тут на досуге поразмыслил и решил, что это, в сущности, неплохой выход для меня. Твои дальнейшие действия предугадать нетрудно, я ведь всегда тебя насквозь видел, дрянь ты моя ненаглядная, так что сунь нос в мой компьютер, он в спальне, может, кое-что тебе пригодится. Зная твои намерения, уверен, расстались мы ненадолго, буду ждать тебя у дверей в преисподнюю, чтобы ты не робела и поняла: здесь все, как дома, ничего нового, и лица все до боли знакомые… Все могло быть иначе… ну, не беда, так тоже неплохо. PS. Кстати, я всегда терпеть не мог твою Машку, бесполезное, вечно хныкающее существо, пристрелю ее с удовольствием».

Я сложила письмо, сунула его в карман, прошлась по кухне, потом сползла по стене на пол и заревела. Я плакала, размазывая по лицу слезы, и беспомощно повторяла: «Сукин ты сын».

Мне трудно было понять, кого я оплакивала в ту минуту: Машку, или Ника, или их обоих. Я всхлипывала, часто дыша, и уже не вытирала слезы, они скатывались по моим щекам и падали на безвольные руки, потом дыхание стало ровнее, и я понемногу начала успокаиваться. Когда слезы высохли, я поднялась с пола и пошла в ванную, умылась и посмотрела на себя в зеркало. Жалкая, растерянная физиономия, самой себе я показалась глупой самонадеянной девчонкой, которая ушла слишком далеко от дома и заблудилась.