Все точки над i

Полякова Татьяна Викторовна

– Это ваш единственный разумный поступок, – заметил он наставительно, а я невольно поморщилась.

– Чей это дом? – спросил он, когда, поднявшись на крыльцо, я стала отпирать дверь.

– Ника. Об этом доме никто не знает.

– Вы уверены?

– Ник был уверен. В этих вопросах я склонна ему верить.

Мы вошли в холл, Антон стал оглядываться:

– Он здесь жил?

– Конечно, нет. Как-то раз я уже тут пряталась.

– Что за тип этот Ник?

– Обычная сволочь. Почему вы спросили?

– Пытаюсь понять, что у вас были за отношения.

– Вообще-то он был моим другом. Не смотрите так. Есть вещи,

которые трудно объяснить. Есть хотите? Могу что-нибудь приготовить. Мобильный вам придется выбросить, на второй этаж не подниматься, свет не включать, жалюзи не поднимать. Я сплю вон там, а вы найдите себе подходящее место. Есть хотите или нет?

Тут я поняла, что он меня не слушает. Стоит и пялится в одну точку. Я проследила за его взглядом и невольно вздохнула. Он смотрел на семь фотографий, что были развешены на стене, точнее, на ту, что была перечеркнута фломастером.

– Так вы… – с трудом выговорил он. – Вы действительно это сделали?

– Можете переночевать здесь, – сказала я, надеясь, что он поймет меня правильно.

– Рахманова вы тоже убьете? – спросил он, кивнув на портрет.

– Нет. Не могу я оставить круглым сиротой собственного ребенка.

Тони взглянул на часы, машина вышла ровно в девять, а в девять десять была на перекрестке. Я наблюдала за ним из окна соседнего дома. Заметила, как он удовлетворенно кивнул, лучшего места и впрямь не найти. Лицо его было спокойным и сосредоточенным, мне казалось, будто я читаю его мысли. Сейчас он думает о предстоящем убийстве как о возможном и даже естественном событии и тут же мысленно чертыхается. Он считает меня сумасшедшей. Сначала он еще надеялся, что мои намерения – следствие отчаяния и ненависти, которые отступят перед доводами разума. Но со временем понял, что мое решение не изменится, более того, мы начали готовиться ко второму этапу (щадя его чувства, я называла предстоящее убийство именно так), накануне я перекрасила ему волосы и теперь пыталась привыкнуть к его новому облику. Когда он начинал насмехаться над этой конспирацией, я неизменно отвечала: «Помолчите, я лучше вас знаю, что делать». Само собой выходило, что командовала парадом я.

Накануне весь день, обложившись картами, я составляла ежедневный маршрут предполагаемой жертвы и в результате местом покушения избрала перекресток, возле которого Антон сейчас и находился. Убеждение в том, что я спятила, по-моему, приводило его в ужас, но бросить меня одну, с его точки зрения, было бы подлостью, хотя я придерживалась другого мнения. Временами мне все-таки казалось, что в глубине его души зрело сомнение в своей правоте и моем сумасшествии. В конце концов он махнул на все рукой и просто делал то, о чем я просила. Роль подчиненного его ничуть не оскорбляла, по-моему, он даже считал это правильным, хотя мужское самолюбие время от времени начинало бунтовать, и тогда он подолгу изводил меня критическими замечаниями. Так было, когда мне взбрело в голову перекрасить его волосы. Иногда он злился на меня, чаще, наверное, жалел, время от времени ему на ум вдруг приходила мысль, что у меня есть право вершить суд, которого, по его убеждению, никогда не было и не могло быть у него. Одно я знала точно: он не собирался мстить за Машку, такие мысли вряд ли приходили ему в голову. Мне казалось, о ней он вообще думал редко, не потому, что успел свыкнуться с утратой, а потому что мир, в котором он вынужден жить теперь, вовсе не его мир, его мир треснул, раскололся на части, и вместе с ним рухнуло все, даже любовь. Как-то не очень получается тосковать о былом, когда по пятам ходят убийцы и ты сам

готовишься убить человека.

Он тщательно проверялся, прежде чем свернуть в переулок. Через несколько минут и я появилась там.

– Чего вы ухмыляетесь? – спросила хмуро.

– Чувствую себя бесстрашным героем боевика, – ответил он и добавил с печалью: – Чертовщина.

– По делу что-нибудь скажете? – проявила я интерес.

– Вы правы, перекресток лучшее место. Время сходится.

– Скорее, это идея Ника, а в его способностях я не сомневалась.

– Вас послушать, так он просто гений.

– В своем роде.

Лицо Антона едва заметно дернулось, но я успела уловить это движение.

– Завтра вам вовсе не обязательно участвовать в «акции».

– Да замолчите вы! – резко оборвал он меня.

– Как вы мне надоели, – разозлилась я. – Только изводите своими дурацкими разглагольствованиями.

– Кто кого изводит, еще вопрос, – съязвил он.

Отношения у нас не складывались. Мне очень хотелось, чтобы он уехал, и не потому, что он считал меня сумасшедшей, мне казалось, одной будет легче, в себя-то я верила, а вот он вызывал беспокойство. И все-таки мне страшно было подумать, что он может и впрямь уехать. Меня раздражало его глухое сопротивление, его ворчливое издевательство над моими планами, и вместе с тем его присутствие, даже его язвительность успокаивали.

– Нам нужен мотоцикл, – нарушил он молчание. – Если после покушения мы поедем прямо, шансов уйти будет мало. Лучше всего развернуться и гнать против движения. На мотоцикле это проще. И подобраться к его машине тоже.

– Я не умею водить мотоцикл, – сказала я.

– Я умею. Предлагаю следующее. Вы ждете меня вон в том переулке, я догоняю его на перекрестке…

– Не пойдет, – покачала я головой.

– Это еще почему?

– Стрелять буду я.

– Вы мне что, не доверяете? – разозлился он.

– Кто знает, какие мысли придут вам в голову, – пожала я плечами. – Это во-первых. Во-вторых, стрелять надо наверняка, управляя мотоциклом, сделать это довольно трудно, так что надо идти вдвоем.

– Где возьмем мотоцикл? – поморщился он, наверное, в очередной раз поймав себя на мысли, что думает о предстоящем убийстве как о чем-то вполне вероятном.

– Придется угнать.

– Угнать, конечно, можно, но проще купить. Вы говорили: деньги у вас есть.

– Ага. Ник оставил мне наследство, двести пятьдесят тысяч долларов.

Ник действительно оставил мне эти деньги, я нашла их там, где был склад оружия. Чем больше я думала о Нике, тем чаще в голову приходила мысль: не я его убила, он просто позволил мне себя убить. И тогда на меня накатывала тоска. Странное дело, я думала о нем гораздо больше, чем о Машке. Может, потому, что в предстоящем деле Ник был бы мне незаменимым помощником, впрочем, на роль помощника он бы никогда не согласился, зато мысль перестрелять шесть человек не вызвала бы у него нервной дрожи и уж тем более угрызений совести. Он проделал бы все это спокойно и обстоятельно, ни секунды не сомневаясь в успехе.

– А почему, собственно, вы выбрали именно этого типа? – спросил Антон, разглядывая портреты в спальне Ника, когда мы вернулись в дом.

– Они у меня в алфавитном порядке, – серьезно ответила я, но он все равно решил, что я издеваюсь. – Первым номером должен быть Долгих, но он вернется в город только через несколько дней.

– Значит, это он всем заправляет?

– Возможно.

– Вы не уверены?

– Нет. Но у меня с ним личные счеты.

– А в целом вы воспринимаете свою затею как дело общественное? – не удержался он.