Все учесть невозможно
Шрифт:
— Ма? — раздался голос из коридора.
— Да, милый, — откликнулась Людмила Сергеевна, — я здесь…
Раздались шаги, направляющиеся в нашу сторону. На пороге возник…
Нет, я лучше сначала переведу дыхание. Потому что на пороге возникло чудо. Лохматое, длинное и рыжее. Такого ослепительно рыжего цвета, что мне захотелось дотронуться до этих необыкновенных волос. Они казались опустившимся на голову солнцем. Из-под этого великолепия удивленно смотрели самые красивые глаза в мире.
— Привет! — произнесло чудо. — Ма, у тебя завелись
— Стас, — строго протянула Людмила Сергеевна, — веди себя хоть чуточку вежливее.
— С чего бы это? — хмыкнул он. — Я ж дитя пролетариата. Трудовой народ в его прямом воплощении. Вежливость, мама, это качество давно вымершей аристократии.
— Стас, пожалуйста…
Людмила Сергеевна молитвенно прижала к груди ладони.
— Ладно, — смягчился он. — Я буду сдерживаться ради тебя. Хотя этот подвиг для меня почти непосилен…
Он наклонил голову с неожиданным изяществом испанского гранда и спросил:
— Не будете ли вы так любезны составить мне компанию, милые дамы? Так хочется кофе, что я могу умереть от недостатка кофеина в организме…
Я согласилась. Но добавила:
— Только мне запрещено разговаривать с вами в отсутствие Ирины.
— О боже! Вы — юная поросль партии? — испугался он. — Ирина боится за вашу девственность и целомудрие? Не верьте ей, я — воплощение скромности. Девственности я лишаю только в том случае, если меня об этом настоятельно просят. А ваших странных для такого милого существа политических взглядов я касаться не стану. Будем считать, что это только ошибки, свойственные юности. Может быть, это у вас своеобразное проявление нонконформизма? Мы вот уходили в хиппи, а вы — в Партию трудового народа… Так что не бойтесь. Я отнесусь к вашим детским болезням с должным пониманием и не стану вредить Ирине, лишая ее вашего юного энтузиазма строительницы коммунизма.
Честное слово, я не могла понять, откуда у Халивина появился такой очаровательный сынишка. Посмотрев на Людмилу Сергеевну, я даже заподозрила, что она согрешила с проезжим гусаром.
Стас уселся напротив и начал разглядывать меня с нескрываемым интересом.
Фейс-контроль он проводил очень пристрастно и неожиданно заключил:
— Нет, вы не член папочкиной партии. У вас в глазах осмысленное выражение. И вы часто улыбаетесь. Тем более любопытно, что вы делаете в этом злачном месте?
— Танечку наняли искать папину дискету, — объяснила Людмила Сергеевна.
— А чего ее искать? Ее украл я, — объявил Стас, с легкой насмешкой глядя прямо в мои глаза.
Глава 6
После такой заявочки мои подозрения на его счет начали рассеиваться.
— Стас, как ты себя ведешь? — Глаза Людмилы Сергеевны смеялись.
— Мамочка, ну кто в нашей семье больше всего похож на преступника? Я.
— Замечательно, — улыбнулась и я. — А можно поинтересоваться, зачем она вам понадобилась?
— Сейчас придумаю. Ну, просто так. Чтобы навредить папе. Я посмотрел на эту
— Мне еще бы дискету, — вздохнула я.
— А как эта дискета выглядела? — поинтересовался он.
— Вы же ее украли. Должны знать.
— А я ее крал, не глядя, — вывернулся Стас. — От стыда за совершенный поступок закрыл глаза и не помню, куда положил. Может, я ее вообще спустил в мусоропровод.
— Вы смеетесь, а меня не отпустят, пока я не найду эту гадость, — вздохнула я.
— Правда? — удивился он. — Не имеют права. Они же воюют за права человека. Значит, вы можете идти куда угодно. Встретите Ирину — объясните, что вас отпустил я. Прочел вам материалы Гаагской конференции и выгнал. Ну? Что же вы сидите? Уже не можете идти?
— Могу. Но у вас будут неприятности.
— Это для меня не ново, — беспечно махнул рукой Стас. — Мои неприятности начались сразу в момент рождения. Я родился, посмотрел на стену и увидел там портрет Железного Феликса. Мне сразу стало понятно, что мир, в котором я появился, полон несправедливости и абсолютно неподкупен. Я захотел обратно, но было уже поздно… На мои обаятельные младенческие улыбки мир, воплощенный в портрете чахоточного палача, не купился…
Все это Стас произносил с такой серьезной физиономией, что я начала понимать, как действует он на эту компанию…
В дверь позвонили.
— Сейчас, — поспешила Людмила Сергеевна.
Вошла Ирина и уставилась на Стаса, время от времени переводя разъяренный взгляд на меня.
— Она осталась чиста, мой добрый ангел, — проворковал Стас, — я не изменил тебе, крошка.
— Шут! — фыркнула Ирина.
— У каждого свой бизнес, — пожал он плечами. И встал.
— Увы, мне пора.
— Если из-за меня, то не трудись. Я пришла только узнать, как дела у Татьяны, — бросила Ирина.
— Иногда я думаю, почему твоя мания величия еще не заинтересовала психиатров, — усмехнулся Стас. — Такой редкий случай… Однако поспешу тебя успокоить: мне надо на работу. Я, видишь ли, отношусь к тому самому проклятому сословию, которое вынуждено работать, дабы прожить, поскольку не сообразило вовремя заняться политикой.
С этими словами он помахал мне рукой и сказал матери, что к вечеру вернется.
— Вы что-нибудь выяснили? — спросила Ирина, пытаясь прожечь во мне дырку своим испепеляющим взором.
— Пока нет, — покачала я головой.
— Торопитесь, потому что…
Она замолчала.
— Потому что что?
— Нельзя медлить. Материалы дискеты могут стать достоянием гласности, а это недопустимо.
Объяснение для излишне любопытной Тани… У меня создалось впечатление, что Ирина многое знает. Куда больше, чем хочет это показать.