Все в его поцелуе
Шрифт:
Эван едва не потерял сознание от удара тростью между лопатками. Он лежал, распростертый, лицом в грязь, на берегу. Боль больше не жалила его, не обжигала. Все тело его стало болью. Боль горячей волной окатила его, наполнила собой, затем она откатилась. Он почувствовал спиной что-то теплое и представил, что чувствует, будто крохотные пальчики уцепились за его волосы и маленькое тельце, странно знакомое, прижалось к нему. Последнее, что он услышал, – крик, пронзивший пелену беспамятства. Он даже не понял, что крик его собственный. Он вздрогнул всем телом и затих.
Эван
Герцог давал себе волю наказывать тростью лишь своего незаконнорожденного ребенка.
Эван со всей осторожностью снимал с себя рубашку, когда дверь его комнаты открылась. Прошли четыре дня, с тех пор как он вернулся в Хэмбрик-Холл, и целая неделя после избиения. Он не смог скрыть полученных ран от матери, но до сего момента ему удавалось скрывать телесные повреждения от членов Компас-клуба.
Норт, Саут и Ист замерли посреди комнаты, едва не разинув рты. Эван мог бы посмеяться над их недоумением, если бы им не владело желание как можно быстрее прикрыть спину рубашкой. Он мысленно поблагодарил их за то, что они поторопились закрыть дверь.
Надо отдать им должное: никто из друзей не заговорил о том, что увидел, и Эван облегченно вздохнул. Он заправил рубашку в брюки. Раны еще не успели зажить, и рубашка прилипала к ним. Стараясь не замечать боли, он накинул жилет. Брендан Хэмптон, тот самый, которого они прозвали Нортом, взял пиджак и помог Эвану надеть его.
– Спасибо, – поблагодарил Эван, стараясь не встречаться с Нортом глазами.
Гейбриел Уитни, иначе Ист, предложил Эвану пирожное в сахарной глазури, одно из тех, что он получил с утренней почтой.
– Налетай. Я же не могу все съесть один, верно?
Эван достаточно вежливо кивнул и не стал с ним спорить.
Круглое брюшко Иста свидетельствовало о его пристрастиях. Он взял пирожное, и как ни в чем не бывало присел на край кровати, приглашая товарищей последовать его примеру.
Мэттью Форрестер, юный виконт Саутертон, присел, картинно откинув полу сшитого на заказ фрака и скрестив ноги. Он взял одно из предложенных Истом пирожных и с удовольствием откусил добрую половину. Говорил он с набитым ртом:
– Ты нам все расскажешь, когда захочешь, я полагаю. А если не захочешь, то и не надо. Мы ведь твои товарищи, Уэст.
Эван коротко кивнул. Кивок означал полное согласие. Он не сомневался в том, что друзья его, конечно, догадались, кто разукрасил его спину. От незаслуженного и жестокого герцогского наказания у Эвана осталось в душе щемящее чувство. У него до сих пор чесались руки от желания
И, словно читая его мысли, Норт потер горбинку на своем носу.
– Хочешь подраться на кулаках? Я к твоим услугам. У тебя такой вид, словно ты мечтаешь кому-то врезать.
Ист ткнул себя кулаком под круглый подбородок.
– Пожалуйста, можешь ударить меня.
Саут указал на свою левую щеку, за которую запихнул большую часть пирожного.
– Давай, продемонстрируй свой коронный свингер. Хороший способ, чтобы подсластить пилюлю. Не хуже пирожного.
Эван молчал. В горле у него стоял ком, и говорить для него стало бы непосильным испытанием. Готовность друзей пострадать, для того чтобы он мог выместить накопившуюся обиду, напомнила ему историю о том, как они вообще стали друзьями.
Они никогда не имели ничего против его положения бастарда.
Эван, наконец, заговорил, с трудом сглатывая вязкую слюну, надеясь, что трудности речи они отнесут за счет съеденного пирожного.
– Я бы предпочел размазать по стенке одного из епископов.
– Отличная мысль, – живо отозвался Саут – он пожалел о том, что сам не сделал такого предложения.
– Отлично, – поддержал Ист, стряхивая с груди крошки.
– Великолепно, – одобрительно заметил Норт, вставая.
Друзья поднялись на ноги, и пошли к двери. Хотя предназначение их клуба они видели в том, чтобы быть «заклятыми врагами «Ордена епископов' », они никогда не лезли с ними в драку раньше. Компания прибыла на мощеный двор Хэмбрик-Холла, не зная, с чего бы им начать, когда один из епископов прошипел:
– Ублюдок.
Дальше все пошло как по маслу.
Глава 1
Ноябрь 1818 года
Она подумала, что могла бы услышать их смех. Ей говорили, что они всегда смеются, при любых обстоятельствах, когда собираются вместе. Но сегодня они уж точно не стали бы смеяться. Смерть – особенное обстоятельство.
– Проходите; мисс, не задерживайтесь.
Она притворилась, что не слышит. Не в первый раз. Может, он решит, что она глухая или слабоумная, и сделает для нее снисхождение. Дело не в том, что она старалась досадить ему – именно ему. Да и с чего бы ему велеть ей не задерживаться, если мешать все равно некому. В такой поздний час улица совершенно пуста.
Наверное, он упивался собственной значимостью. Раздулся как индюк, разоделся в роскошную ливрею с золотым позументом – наряд, который мог бы своим великолепием поспорить даже с одеждой королевских слуг. Он стоял как часовой на верхней ступени лестницы, охраняя вход в клуб для джентльменов столь рьяно, словно от его усердия зависела его жизнь. Хоти, по здравому размышлению, может, так оно и есть. Если бы только она могла пробить брешь в его обороне и проникнуть, туда – в мужской храм, окуренный дымом сигар, пропитанный запахом дорогой кожи кресел, то его бы немедленно уволили и ради того, чтобы прокормить семью, ему пришлось взяться за ремесло куда менее престижное и опасное – скажем, карманника.