Все в твоих руках
Шрифт:
И карты. Не «дурак», «козел» или «ап энд даун», что в перерывах, а иной раз и во время лекций, пользуют студенты, а преферанс — король карточных игр. Солидное занятие. Одно приготовление к игре чего стоит: расчерчивание листка бумаги «под пулю», обязательный договор — «ленинградка» или «сочинка», стоимость виста, время последней сдачи. А непременные прибаутки: «первые висты — как первая любовь», «два паса — в прикупе чудеса», «нет повести печальней в мире, чем козыри четыре на четыре». И пусть уже тысячу раз слышал, и еще тысячу раз услышишь — без них, все равно, что на свадьбе без «горько». И кругозор расширяют.
В преферанс играют на деньги. В любую другую игру можно играть на «спички», «шелобаны» или «просто так». В преф — только на деньги. Но деньги здесь не самоцель, это вам не обдираловка какая, не «очко», «бура» или «три листика». Там — спринт: рванул, урвал; тут — марафонский забег.
Вновь приобщиться к студенческим радостям Всеволоду привелось уже на второй месяц по завершении учебы. Вышел приказ замдиректора направить группу сотрудников Института в ведомственный пионерлагерь для расконсервации и подготовки оного к летнему сезону. Не приказ, формально, а так, устное распоряжение. Уже потом Сева узнал, что администрация заботилась отнюдь не о детях сотрудников: помещения предполагалось сдать в аренду; бойкие ребята вознамерились устроить там что-то вроде загородного клуба. Послали в первую очередь самых молодых и, по возможности, одиноких сотрудников. Вероятно, таковых оказалось недостаточно, потому были и люди солидного возраста. Женщин тоже поехало изрядно: им и отгулы нужны, да и мыть полы со стенами парням поручать бессмысленно.
Выехали в субботу в лучших традициях советских выездных мероприятий, с песнями и «дозаправкой» в ближайшем магазине. Тон сначала задавал Жора-связист, единственный из всей компании, сносно владеющий гитарой. Настроение у него с утра было, видать, лирически-меланхолическое, и начал он с «Миленький ты мой, возьми меня с собой» и «По Муромской дорожке». Институтские дамы, коих в тесном автобусе было явное большинство, дружно подхватывали. Но уже после третьего стакана «Кавказа» настроение у Жорика поднялось столь резко, что он, без перехода, запел похабные частушки: «Выезжали мы на БАМ, с чемоданом кожаным…». Барышни зашикали, замахали руками и, в конце концов, отобрали у охальника гитару. Затянули любимую: «По Дону гуляет казак молодой». Цыганка в ней, как водится, опять нагадала деве смерть в «быстрой реке», вызвав приступ неподдельной грусти исполнительниц.
Сева пока только приглядывался к новому коллективу. Ухо следовало держать востро: всё, поди, сплошь ведьмы да колдуны кругом. Кроме, кажется, Жорика — невозможно представить человека с магическими способностями, вдрызг пьяного от бутылки «бормотухи». Вот та, блондинка, Симочкой, вроде бы, зовется — колдунья, чистой воды: голос, взгляд, повадки все… точно — ведьма. Хотя они, наверное, должны быть брюнетками? Ну, тогда, Ирма — глазищами-то как стреляет, и улыбается плотоядно. Что у нее на уме?
Опасения Севы, как будто, не подтверждались. Работа по благоустройству лагеря оказалась достаточно рутинной: мытье полов и окон, выгребание куч мусора, собирание и сожжение прошлогодних листьев… Никакой магии здесь не требовалось. Женщины исполняли обязанности уборщиц, мужчины — разнорабочих: поднеси, унеси, поставь, убери, прибей, отдери. Колдуньи, с грязными тряпками в руках? Маги, кряхтящие под тяжестью перетаскиваемых железных кроватей с панцирными сетками? Смех, да и только!
Ночевать остались на месте, с тем, чтобы с утра пораньше продолжить работу, и успеть доделать все за день. Ужин с выпивкой плавно перешел в расписывание пульки.
Сева, хлебнув основательно, расхрабрился и сел четвертым за «стол зеленого сукна», представленный, собственно, ящиком, сверху прикрытым газетой. Его партнерами были: Ирма, та, на которую он подумал — ведьма, Алевтина, тоже с повадками бесовки дамочка и Николай — серьезный мужик, явно себе на уме. Играли классику, с «распасами в темную» и «бомбами», по пять рублей за вист (полкопейки на советские деньги).
«Карта не лошадь — к утру повезет», — сдавая, бормотал под нос Николай.
Оказалось, что другой дежурной фразой у него была: «Битому неймется», когда партнер после подсада начинал опять торговаться. Иногда, шутки ради, заменял «неймется» на «не мнется». Он осторожничал, на прикуп не надеялся — брал игру только будучи уверенным на все сто.
Дамочки явно подыгрывали друг другу. Они не перемигивались, нет, и никаких тайных знаков, вроде бы, не применяли, но играли так, будто каждая видела карты партнерши. Когда они вистовали вдвоем против Севы, тому приходилось туго, а на распасах — и говорить нечего. Гора у Севы росла и росла, а карта все не шла. «Карта не лошадь…», — утешал Николай, сдавая.
— Девять пик, — объявила игру Ирма.
— Вист, — отозвался вчерашний студент.
Ход был «хозяйский». Ирма зашла с козыря. Сева и Алевтина «легли».
— Только попы и студенты вистуют на девятерной, не имея взяток в трех мастях! — процитировала Ирма, раскрывая карты. У нее получалось десять взяток — «заложилась» на третью даму в бубях, а у Севы дама была «дурой» — одна.
Партнерши рассмеялись злым, как показалось Севе, и ехидным смешком.
У-у, ведьмы! Объегорили мальчонку. Впрочем, если честно, сам виноват — зачем полез вистовать!?
У Севы гора достигла размеров Эвереста. И хоть не корову, как говориться, продувал, а обидно. Ни кто, ясное дело, проигрывать не любит, но для мужчины просто оскорбительно, когда обыгрывает его женщина.
«Прорвусь, — решил для себя Сева. — Не может быть, чтобы, хоть раз, не пришла хорошая карта».
У него была серия несыгранных бомб, а времени оставалось в обрез. Желая быстрее добраться до тройной, Всеволод «спалил» одинарную и двойную бомбы «шестериками» и ждал, теперь, «момента истины». Дамочки все чаще поглядывали на часы: был договор, что в двенадцать пойдет последний круг.
— Лови удачу — последние сдачи! — объявил Николай. Приемник в соседней комнате пропиликал полночь.
Николай сдавал первым, с него и начался «круг почета». У Севы мизерилось: две масти «чистые», в трефах девятка, и нет, совсем, червей. Эх, кабы знать, что в прикупе! Сева колебался, прикидывая и так и эдак. Опасно, тем более на «тройной»: можно на «паровоз» нарваться, тогда — финансовая катастрофа; с другой стороны, шанса отыграться больше не будет. Как там говорится? «Отец сына лупил не за то, что играл, а за то, что отыгрывался»…
— Эй! Больше часа не думать! — поторопила Алевтина.