… всё во Всём
Шрифт:
– Удачный ход. Штраф отменяется, – снова певуче заговорила Кина и улыбнулась.
– Спасибо, Ки, – я все-таки отпустил руку Бона, и мы пошли за оборудованием. Там я расписался не менее десяти раз, рассовал все предметы по многочисленным карманам и вышел из палатки. Бон показал мне направление, и мы пошли к Башне. Мы шли, а я опять рассуждал, что происходит вокруг меня? Или это внутри меня? Плюс Кина странно отреагировала на не менее странные слова, да так, что я испытал неловкость… Сначала про Дуана шепнул не вовремя, потом это.
Мы дошли до участка. То, что называлось «Башня», было огромной грудой камней. Но действительно просматривалась ее полукруглая форма, и по тому, что эта развалина была выше прочих по уровню, значит, она была намного выше сложена. Отсюда и «Башня». Везде были предусмотрительно натянуты специальные сетки, улавливающие любые отлетающие осколки, вплоть до пыли. Таковы правила раскопок.
Меня ждала группа, назначенная сюда с самого начала. Всего я насчитал двенадцать человек. Три девушки, на взгляд около 25 лет, четверо совсем молодых парней, явно с первых курсов, и пятеро опытных, по виду старше 50, профессионалов. Все одеты в одинаковые комбинезоны. Свой я почему-то не взял на складе и был пока в своей стандартной дорожной одежде. Хорошо, что жилет надел, а то бы набитые техникой брючные карманы мешали двигаться. К моему удивлению, вся группа была мне незнакома, ни с кем из них я ранее не работал вместе. Быстро со всеми поздоровавшись и записав в блокнот имена и даты рождения, я приступил к осмотру верхнего яруса, который надо было снять в первую очередь.
Самый старший по возрасту в группе словенец Сашо выполнял, пока меня не было, функции руководителя. Он передал мне все накопившиеся бумаги и заметки, которые я бегло просмотрел. Мы занялись разметкой. К двум часам дня мы отметили и задокументировали положение пятидесяти четырех камней. Весь порядок, от первого до последнего, позволял снимать ряды наиболее быстро и безопасно.
Как ни странно, современная археология – это, по большому счету, не копание с кисточкой и совочком в земле, хотя и этого хватает, а постоянное фиксирование, зарисовка, фиксация позиции «объекта» и прочие термины, которые позволят при необходимости собрать всё обратно. «А что у нас объекты? Правильно – Всё! Объекты – Всё. Я бы даже сказал, Всё есть Всё, у археологов точно так и есть. Хотя совсем недавно я слышал подобные размышления совсем не об археологии. Так. Надо вернуться к рабочему состоянию», – тут я понял, что снова бормочу себе под нос, а Сашо, оказавшийся рядом внимательно прислушивается. Видимо думает, что я чем-то недоволен. Ну и пусть.
Громко запищала рация: «В 14–40 ваша группа на обеде», – проговорила она с треском и сильным акцентом, как только я нажал клавишу приема. И я услышал, как у всех запищали телефоны. У меня тоже: «14–40 обед» – такая надпись была на экране. Я вспомнил, что питанию в контракте уделено две страницы и решил не удивляться.
Группа из одиннадцати поваров из всех регионов мира, плюс сорок волонтеров, обслуживающих группы в трех специально отведенных для приема пищи палатках, воистину обеспечивали уровень питания уровня выездного симпозиума, как у греков древности, только без обильных возлияний. Хотя один стакан местного красного или белого вина входил в рацион. Бочки стояли во всех обеденных палатках.
Мы вернулись к работе и задокументировали боковые следующего ряда, которые будем вынимать после снятия первого. Все, наверно, играли в компьютерный «маджонг» и имеют представление, как это выглядит. Внутренние ряды и пустоты были для нас пока недоступны.
Вечер наступил резко, как всегда бывает в этих широтах в конце октября. Мы всей группой подняли по пластиковому бокалу вина «за будущие открытия» и около девяти часов разошлись по спальным местам. Моих рыжих соседей еще не было. Наверняка балагурили где-то.
Я лег на свою уютную койку и, достав блокнот, стал рассматривать символы и штрихи, переписанные в самолете. Я пытался найти им хоть какую-то логическую правдивость, но ничего не выходило. Скорее всего, это был сонный бред. За этим занятием я и уснул.
Следующие три дня прошли в постоянных рутинных делах по поднятию, документированию, перевозке, погрузке, новому документированию всех наших фрагментов, которые мы так организованно снимали. Слой за слоем мы двигались вниз, к непознанному. К тому, чего еще никогда не видел, а, может, даже и не слышал о том, что нам может открыться. Несмотря на все перерывы, перекусы и прочие прерывания, сил на раздумья и анализ совсем не оставалось. Я приходил, падал в кровать и закрывал глаза. Открывал их уже утром, чтобы начать такой же насыщенный работой день. Мысли и переживания последних дней спокойно уходили в прошлое.
Мои яркие соседи тоже не особо досаждали мне, видимо, я заслуживал хоть какое, но уважение. Можно не вспоминать, что на четвертый день я проснулся, как всегда, около 6:30, так было последние 11 лет, с перерывами на временную, после смены часовых поясов, погрешность. Сел на кровати, слегка размял во все стороны свои слежавшиеся суставы и пошел в санитарный отсек. Все мои соседи еще пускали пузыри во сне, когда в зеркале я увидел, что мои волосы окрашены в оранжевый клоунский цвет. Я знал, что у братьев всегда есть набор подобной косметики, которая служит верную службу их неуемному шутовскому темпераменту, и пошел искать. Минут через пять в изголовье Дуана, я нашел баллончик с краской соответствующего цвета. Я встряхнул банку – краска еще была. Послушав дыхание Ду и уверившись, что он спит и видит прекрасные сны, безо всяких сомнений покрасил его лицо и ладони из того же баллона. Немного встряхнув краску, я проделал ту же процедуру с Броганом и слегка «обработал» нос Алексея. После чего обычным мылом смыл свою яркую внезапную рыжесть под струей теплой воды. Инструкция по удалению этого цвета была на банке с краской. После чего оделся и, довольный тем, что у братьев со мной ничего не получилось, вышел в сторону штаба и зоны питания.
Пятый день моего участия в новых раскопках на Халкидики начался задолго до рассвета. Устав, как раб на галерах, я прилег и, надеясь, что сон наступит внезапно и быстро, закрыл глаза. Непривычно тихий покой в фургоне и мерцающие сквозь веки всполохи света заставили меня открыть глаза. Передо мной стояли мои трое огненноголовых друзей с горящими свечами в руках. Первой мыслью было послать их «в объятья Морфея», но их серьезный вид заставил меня резко сесть на кровати.
– Что не спим, дурни? – решил не церемониться я.
– Тсс… – прошипел Броган, а Дуан шепотом добавил:
– Ты хочешь пропустить чудо?
Я смотрел на этих шутов с желанием дать каждому по лбу и снова лечь, но их лица и активное кивание головы Алексея заставили меня сменить тон.
– Что надо? – еще раз спросил я.
– Тебе же обещали чудо? Пойдем с нами. Только очень тихо. А то чудо спугнешь, – вновь прошептал Броган.
Он протянул мне такую же толстую свечу и показал на дверь. После этого они все вышли. Я быстро оделся и выскочил за ними. Они стояли внизу и ждали меня.
– Пошли, – снова прошептал Дуан.
Близнецы повернулись и пошли в сторону самой высокой точки нашего лагеря. Алекс дождался меня и протянул горящую свечу. От нее я зажег свою. Потом, когда Алекс повернулся и пошел за братьями, я встал рядом с ним и двинулся вперед.
По пути я стал слышать странный звук. Не могу точно его описать, но это было похоже на церковное христианское песнопение, очень необычное, исполняемое ребенком, мальчиком-монахом, так тонок и слаб был голос поющего. Чем ближе мы подходили к эпицентру этого звучания, тем громче и четче звучали слоги и слова этой песни. Песня была длинной и тягучей Она обволакивала слушателя необыкновенными и непонятными словами, а также ритмом и сочетанием звуков, которые были очень приятны на слух. Стало казаться, что такое надо слушать вечно.