Все закручено
Шрифт:
Я поймаю тебя, если ты споткнешься
Подниму, если упадешь
Буду обнимать тебя, если тебе больно
Но малыш, больше всего я хочу сказать
Я буду рядом… и ты никогда не будешь одна
Никогда не почувствуешь себя одинокой
Я представляю себя через несколько лет, как возвращаюсь
И я вижу нас за обеденным столом, как мы выполняем домашнее задание или обсуждаем новости прошедшего дня. Вижу, как мы болтаем, укладываемся спать, щекочим друг друга, обнимаемся, целуемся.
Быть материю-одиночкой — это не то, что я планировала… но теперь? Это то, кем я хочу быть.
Я буду рядом с тобой на каждом шагу этого пути
Не пропущу ни мгновения
Я буду рядом с тобой на каждом шагу этого пути
Не пропущу ни мгновения
Знаете, как говорят? Мы счастья ждем, а на порог валит беда…? [28] Вероятно, как раз сейчас, вы про это вспомните.
Потому что, как только это решение оседает у меня в голове, я чувствую постукивающую боль. Вы, дамы, поймете, о чем я говорю. Тянущие спазмы внизу живота. И густые темные выделения между ног, пропитывающие мое белье.
Сердце колотится в груди, и я направляюсь в туалет, в надежде, что я ошибаюсь.
28
Строчка из поэмы Роберта Бернса «Toa Mouse. Onturningherupinhernestwiththeplough», пер. С.Я. Маршака «Полевой мыши, гнездо которой разорено моим плугом»
Выхожу из туалета в толпу. Руки трясутся от ужаса и страха. Потому что это какая-то ошибка.
Ошибка, ошибка, ошибка.
Хватаю Долорес за руку и рассказываю ей. Но музыка сильно громкая и она меня не слышит. Тяну ее за собой к той части бара, где тише, и выдавливаю из себя слова.
— Ди, у меня кровотечение.
У Фореста Гампа всегда было все не так. Жизнь не похожа на коробку с конфетами.
Доктора, да.
Будь то веселенький, но неопытный терапевт, только что из медучилища, или же опытный врач старой закалки, только что отработавший суточную смену — вы никогда не знаете, что вам это принесет.
— Самопроизвольный аборт.
Я резко перевожу взгляд от серого шарика на экране ультразвука на стально-голубые глаза доктора приемного отделения скорой помощи. Но он не смотрит на меня — он слишком занят писаниной в карточке.
— Ч… что вы сказали?
— Самопроизвольный аборт — выкидыш. Это случается в первом триместре.
Я стараюсь осмыслить его слова, но у меня не получается.
— Вы… вы говорите, что я теряю своего ребенка?
Наконец, он смотрит
— Да, если уже не потеряли. Слишком маленький срок, трудно сказать.
И он вытирает прохладный прозрачный гель с моего живота, Долорес сжимает мою руку. Мы позвонили моей маме по дороге в больницу, но она еще не приехала.
Сглатываю с трудом, но отказываюсь сдаваться. Я упрямая, помните?
— Может, еще можно что-то сделать? Гормональное лечение или постельный режим? Я буду лежать все оставшиеся девять месяцев, если это поможет.
Его тон уже на грани нетерпимости.
— Ничего не могу вам назначить, чтобы это остановить. И поверьте мне, вы и сами не захотите. Самопроизвольный аборт — это естественный отбор, тело само отторгает зародыша с какими-нибудь ужасными патологиями, с которыми нельзя выжить вне матки. Так лучше.
Комната начинает кружиться, когда он продолжает меня добивать.
— Вам необходимо обратиться к своему гинекологу. Когда ткань плода выйдет, выловите ее из туалета ситом. Поместите в контейнер, чтобы ваш доктор смог взять анализы из остатков и убедился, что в матке тоже ничего не осталось. Если в матке что-то…
Я зажимаю рот рукой, чтобы сдержать всю желчь. А Долорес спешит мне на помощь.
— Достаточно. Спасибо, Доктор Франкенштейн, нам итак все понятно.
Он выглядит оскорбленным.
— Мне надо дать пациенту четкие инструкции. Если в матке останется ткань, это может привести к сепсису, и возможной смерти. Возможно, ей понадобится РВ. [29]
Голос у меня слабый.
— Что… что такое РВ?
Звучит знакомо. Уверена, что когда-то я знала определение, но просто не помню.
— Вакуум-экстракция.
У меня в голове его слова обретают картинки, рвота все подступает.
А он продолжает.
— В шейку матки вставляется всасывающий шланг…
29
Расширение и выскабливание.
— Боже, может, уже хватит! — кричит Ди-Ди. — Вы не видите, что она расстроена? Вы, что в туалете сидели, когда вас учили общаться с больными в мединституте?
— Простите, мисс, не знаю, кем вы себя возомнили, но я не собираюсь разговаривать с…
Она резко указывает пальцем доктору на выход.
— Пошел. Вон. Она запишется к своему гинекологу. Вы нам больше не нужны.
Чувствую легкое дуновение мимо себя, но я не уверена, что это врач. Потому что перед глазами все плывет, а голова идет кругом, усердно пытаясь ухватиться за этот последний поворот событий… но все тщетно.
Долорес кладет свою руку поверх моей, а я с удивлением поворачиваю к ней голову.
Будто я забыла, что она там была.
— Кейт? Давай оденем тебя сейчас, ладно? Я увезу тебя домой.
Я онемело киваю. Такое чувство, что меня здесь нет — ощущение отстраненности. Или ночного кошмара. Потому что такого просто не может быть.
После всего… просто невозможно, чтобы вот так все закончилось.
Долорес меня одевает, словно ребенка. Потом помогает встать с кушетки. И вместе мы идем к машине.