Все запущено у Путина

Загорский Виталий Иванович

Сон номер 6. Еще не Познер

Это по счастью последний сон, что мне приснился и запомнился. Я так долго писал эту книгу, что попутно случился Ковид, затем бойня в Украине и ордер международного уголовного суда в Гааге. Я предполагал, что именно этим и закончатся фокусы, которые Путин выкидывал все эти 24 года пребывания на престоле. Еще задолго до ордера мне снилось, как Путина судят, он получает пожизненное за многократные преступления против человечности, с ним рядом Шойгу, Кадыров, Пригожин, Медведев, а также человек 30 воспевающих войну артистов и пропагандистов.

Итак, я проваливаюсь в сон, и мне снится студия Первого канала в Останкино, вокруг беготня, подготовка к важному прямому эфиру, интервью с военным преступником Путиным, только что приговоренным отбывать пожизненное заключение. Познер, который

должен был вести эфир, почему-то в моем сне отправился к маме Жеральдин, папе Владимиру и брату Павлу на небеса, ему было не до нашей суеты. А я был вызван Эрнстом, каким-то образом, избежавшим наказания, но быстро адаптировавшимся к новой нормальной жизни.

– Виталий, будет прямой эфир с трансляцией во все страны мира с синхронным переводом, - перехватил меня Эрнст по пути в гримерку, - ожидаемая аудитория около 6 миллиардов зрителей, не подкачай.

– Ни хрена себе, - ответил я, устраиваясь в кресле для нанесения грима и почувствовав серьезный мандраж от свалившейся на меня ответственности, – а как с ним разговаривать то, главное, о чем? Он скользкий кагэбэшник, который всю дорогу врал, это же его профессиональная черта.

– Не в его нынешнем положении, - успокоил меня Эрнст, - сейчас-то он готов все рассказать от начала до конца. А для нас это будет завершением истории, с которой мы все ужасным образом налетели с ним во главе. Ему исповедь, а нам окончательные похороны режима, принесшего одни беды и страдания.

– Хорошо, сделаю все от себя зависящее, вы мне только в ухо фактическую часть подсказывайте, а то я не все его злодейства помню за 23 года то, - попросил я, и, покинув гримерку красивым и причесанным, направился в студию.

В громкоговорителе прозвучало «до прямого эфира 10 секунд», обратный отсчет дошел до нуля и запустилась заставка новый программы «Поздно».

– Многому вопреки, добрый вечер! – начал я эфир, - меня зовут Виталий Загорский, сегодня на обновленном Первом канале впервые выходит программа «Поздно», которая станет достойной заменой программы «Познер». Владимир Владимирович, к великому сожалению, покинул нас, с началом войны в Украине ментально, а недавно и физически со всеми своими паспортами и гражданствами. Другой Владимир Владимирович, к не менее глубокому сожалению, жив и здоров, он отбывает пожизненный срок по приговору Гаагского трибунала за многократные эпизоды преступлений против человечности. Итак, первый гость нашей программы – Владимир Путин, военный преступник и кровавый маньяк, принесший горе и страдания всей планете. С омерзением и зажатым носом, я через «не хочу», приветствую вас, Владимир Владимирович.

На экране появился постаревший Путин, восседающий на стуле на лужайке парка Схевенинген в оранжевой тюремной робе в солнцезащитных очках, прикрывающих наглый особистский взгляд.

– Здравствуйте, Виталий Иванович, - ответил мне Путин.

– Как самочувствие, почему в черных очках?

– Спасибо, не жалуюсь, день сегодня солнечный, сильно слепит.

– Я бы хотел сегодня у вас выяснить, как вы дошли от президента больших и высоких надежд для населения России до банального и кровожадного массового убийцы, получившим пожизненное, что этому поспособствовало, и какие были предпосылки.

– Я готов вам все рассказать.

– Прекрасно! Пойдем издалека, в 1985 году вы приезжаете в Дрезден руководить отделом КГБ в восточной Германии.

– Все верно!

– Что входило в ваши обязанности?

– Вербовка неонацистов для провокаций, установка контактов и шантаж тех, кто владел и мог передать важную информацию, устранение ненадежных персонажей с помощью ядов, не оставляющих следов в организме, которые мы тогда разрабатывали и тестировали.

– Ничего себе, - выпалил я, никак не ожидая такой откровенности, - вы отдаете себе отчет, что признаетесь в еще больших преступлениях?

– Мне все равно, я приговорен сидеть до конца жизни, поверьте, хуже не будет точно. Поэтому я действительно готов вам рассказать все, так как терять мне нечего.

– Спасибо! Почему все-таки вас отправили служить именно в Дрезден, это же такая периферия Восточной Германии?

– Действительно, никаких суперсерьезных заданий я не получал, официально числившись переводчиком, был вхож в Штази, приглядывал за советскими гражданами, прибывшими в Германию, особенно за нашими студентами, также смотрел за агентами и предателями. Аналитические записки направлялись мной в Москву. В начале ноября 1989 года за несколько дней до

падения Берлинской стены я предупреждал Крючкова, что такой вариант развития событий очень вероятен. Перевода в ФРГ я так и не дождался в связи с объединением Германии и потерей наших ресурсов. Я должен отметить, что была и другая причина, по которой ФРГ и другие страны западной Европы оказались закрыты для меня. За 10 лет до Дрездена я выполнял одно важное поручение КГБ в Бонне, где меня довольно быстро арестовали и экстрадировали в СССР. В Ленинграде и Москве я прошел переподготовку, дослужился до майора и уже с набором необходимых навыков был отправлен в Дрезденский отстойник, куда помещали самых бесперспективных. Даже восточный Берлин мне не доверили. Вообще, в отместку я мечтал, чтобы меня завербовали иностранные разведки, чтобы стать в перспективе перебежчиком, но я им был абсолютно неинтересен. В итоге пять лет спустя, ничем особенным себя не проявив, кроме поиска контактов с ФРГ, меня отозвали в Ленинград, а год спустя, я, разочаровавшись в КГБ, где каждый первый оказался предателем, покинул контору, как тогда казалось, навсегда. Мой оперативный псевдоним был «Моль», что говорило многое об истинном отношении моего работодателя ко мне. В 1990 году, после возвращения в Ленинград контора меня направила в резерв в ректорат ЛГУ, а затем присматривать за профессором Собчаком, которого как раз двинули в Ленсовет. Собчак как раз был тайным осведомителем в КГБ, но его нужно было контролировать, так как по причине своего гуманитарного образования, он мог и не заметить, что враги его используют втемную.

– Получается, что демократ и оппозиционер Собчак был вашим? То есть профессиональный стукач взял на работу собственного куратора?

– Да, действительно так! Контора не спускала поводок никогда, даже в момент развала страны в 1991. Собственно, поэтому мы смогли вернуться во власть, так как везде были внедрены наши сотрудники. Собчак был жадный ворюга и демагог, очень аморальный тип, подлый и похабный. Нарусова же его вторая жена, а первая жена Нонна Гандзюк прожила с этим ублюдком 20 лет, у них даже дочь была. В какой-то момент Собчак закрутил роман с ее лучшей подругой, как раз с Нарусовой, а у Нонны видимо из-за стресса случился рак груди, закончившийся операцией по удалению. Разводились они тяжело, через суд, где Собчак публично заявил, что жена-инвалид без сисек его больше не возбуждает и он испытывает к ней глубочайшую брезгливость.

– Очень интересный штрих к портрету демократа Собчака. А как была организована ваша работа, когда тот стал председателем Ленсовета?

– Мы стали зарабатывать! В Питере тогда был голод, почти как в блокаду. Очереди из обезумевших людей, которые стояли за хлебом, водкой, сахаром, устраивали мордобои. Собчак понял, что это прекрасная возможность срубить хорошо деньжат. Он меня направил в Москву к Гайдару выбить полномочия на выдачу лицензий для продажи сырья из госзапасов, чтобы на вырученные деньги купить продовольствие городу. Гайдар тоже был взяточник, поэтому наши два чемодана с долларами за свою подпись на этой бумаге он взял с удовольствием. За пару месяцев мы удачно толканули сырье - нефтепродукты, цветные и редкие металлы, лес за границу, а деньги распределили по-братски. Контролировалось все бандитами сначала из солнцевской, а потом и тамбовской ОПГ. Кумарина помните? Вот он всем и дирижировал.

– М-дя, однако… А чем еще занималась ваша демократическая команда?

– Мы выдавали лицензии на работу казино. Разумеется, эта сфера тоже контролировалась бандитами, которые заносили нам с Собчаком в качестве взноса за сам документ и так называемую «абонентскую плату» за возможность продолжать работать. У меня и у Собчака были счета во Франции, и каждую неделю я их пополнял наличкой через Питерской подразделение банка Credit Lyonnais, который в свою очередь переправлял все во Францию. Затем в город стал поступать морским путем кокс из Аргентины. На этом зарабатывал Кумарин, а нам отстегивал процент за общее покровительство. Многочисленные объекты недвижимости в Питере были переданы во владение фирмам тамбовской братвы. Всех неугодных менеджеров и дотошных акционеров они перестреляли, сажать было бессмысленно, так как за небольшую сумму денег все равно кого надо выпускали. К моменту введения в эксплуатацию Петербургского Нефтяного Терминала мы смогли оформить оффшоры в Монако и Лихтенштейне для отмывания денег, что можно тогда было делать нагло и открыто. Собчак не любил и не умел общаться с бандитами, эту задачу он возложил на меня, а сам только подмахивал бумажки.