Все зависит от тебя
Шрифт:
— Адриано, свяжитесь с Полем, пусть он активирует оборону посольства и неотлучно находится у пульта.
Дан устроился напротив темного экрана и уставился на висевшие над ним большие настенные часы. Часы были двойные, один циферблат земной, другой бакнианский, с секундной стрелкой. Он смотрел на бакнианский, невольно вспоминая ожидание того тревожного дня, когда им сообщили с орбитальной станции про ядерный взрыв, и Маран дал всем пять минут на размышление. Тогда ему казалось, что стрелка бежит, как сумасшедшая, теперь было
— Десять, — сказал Поэт, не отрывавшийся от своего хронометра.
Невыносимо. Дан отвел взгляд от часов и попробовал думать о чем-либо постороннем, но не смог. Тогда он стал представлять себе, как флайер вплывает в Крепость, опускается перед Центральным зданием… А если начнут стрелять прямо там, во дворе?.. Нет, Маран сядет резко, чтобы ошеломить, и дверь в дверь, потом войдет… Дан вспомнил первый этаж Центрального здания, он был там однажды, давным-давно, большой холл, полный охранников, вооруженных охранников… как он заставит их соединить себя с Лайвой, угрожать оружием такой массе людей бесполезно, это ведь не визор-центр… Нет, невозможно!.. Но допустим, заставит. А если Лайва попросит его полчасика подождать, и за этот время Песте донесут, что он в Крепости? Собственно, получаса и не надо, хватит десяти минут. Или Песта именно в этот момент окажется у Лайвы, он ведь нередко у него бывает?
— Пятнадцать, — сказал Поэт.
Дан смешался. Забыв обо всем прочем, он снова уставился на часы. Шестнадцать… Семнадцать… Теперь стрелка помчалась галопом. Восемнадцать… Девятнадцать… О боже, только не это! Только не это!.. Двадцать… Двадцать один… Двадцать два… Двадцать три… Поэт закрыл лицо руками… Двадцать четыре… Двадцать пять! Не может этого быть, хотел уже закричать Дан, и тут раздался спокойный голос Марана.
— Вели всем выйти, — сказал он. — Я хочу поговорить с тобой один на один.
И сразу появилась картинка. Дан с трудом оторвался от часов и перевел взгляд на экран, на котором было видно почти все помещение, огромная голая комната, бывший кабинет Изия, где Лайва после своего прихода к власти повесил его портрет… нет, портрета Изия не было, только Рон Лев… снял, что ли? Ну да, Поэт же говорил, что он сдал Изия… У стены стояли в ряд вооруженные офицеры, личная охрана Лайвы. А в кресле за большим, топорного вида рабочим столом сидел он сам. Он был один — не считая охрану, конечно. Ни Песты, ни кого-либо другого из членов Правления. Стол и Лайва за ним выплыли в крупный план — Маран подошел поближе. Его самого, к сожалению, видно не было, только голос.
— Не трусь, — сказал он. — Я безоружен.
— Ты молод и силен, — возразил Лайва, — тебе не нужно оружия, чтобы справиться с больным стариком.
Он действительно выглядел стариком, хотя ему не могло быть больше шестидесяти. Землистое лицо, мешки под глазами, синеватые губы…
— Верно, — ответил Маран. — Но я пришел не убить тебя, а спасти.
— Даже если убить, — сказал тот медленно, — это уже ничего не меняет. Месяцем раньше, месяцем позже…
— Хитрец, — заметил Поэт, — сразу пытается сбить цену. — Он уже успокоился и говорил даже насмешливо.
Маран молчал, и Лайва с трудом повернулся в кресле.
— Выходите, — приказал он. — Оставьте нас.
Охранники направились к выходу, а Маран, сделав, по-видимому, еще пару шагов, сел напротив Лайвы.
— Ты сказал, что пришел от земного посла?
— Да. Земля готова тебе помочь. Завтра утром туда летит астролет. Ты можешь отправиться на нем. Прямо в клинику, где лечат подобные болезни.
— И вылечивают?
— Да. Ты получишь жизнь и здоровье. Но… Не бесплатно.
— Посол не ставил мне условий, — заметил Лайва.
— Верно. Но это было до того, как его похитили.
— Это сделал не я.
— Знаю. Но спас его я. Он у меня в долгу. И заплатит тем, что отойдет в сторону и не помешает взять выкуп с тебя.
— Какой? — спросил Лайва.
— Сначала посмотри эту запись.
Маран положил на стол карманный плейер и включил его. Изображения видно не было, так как прибор лежал экраном к Лайве, но голос Корсы доносился вполне отчетливо. Лайва просмотрел запись, не шелохнувшись, потом поднял глаза на Марана.
— Это подлинная запись?
— А ты как думаешь?
Лайва помолчал.
— Зачем это ему понадобилось? — спросил он.
— Песте? Неужели такому знатоку интриг нужны мои объяснения, — сказал Маран. — Он хотел лишить тебя помощи земных врачей, чтобы…
— Чтобы получить возможность занять мое место, — закончил тот. — Я это подозревал. Но сегодня ему удалось направить мои подозрения в иное русло. Однако он просчитался. — Лайва едко усмехнулся. — Я еще не назвал его своим преемником… Итак? Я слушаю.
— Еще один вопрос. Как ты намереваешься поступить с Пестой?
— Снять его с должности и выкинуть тем самым из Правления. Для начала. Если у тебя нет других предложений.
— Нет, — сказал Маран.
— Я жду, — сказал Лайва, глядя прямо на Марана. — Твои условия?
— Ты уходишь в отставку. После лечения пенсия и тихая старость. Я думаю, это лучше, чем смерть на троне через месяц.
— И все?
— Нет. Ты немедленно ставишь свою подпись под этим документом и выступаешь по визору, подтверждая, что поставил ее добровольно.
На стол перед Лайвой лег лист бумаги с недлинным текстом. Тот прочел его и сказал резко:
— Нет! Это невозможно!
— Лайва, — спросил Маран ледяным голосом. — Ты хочешь жить или нет?
Наступило молчание. И послышались глухие удары.
— Что это? — спросил Лайва с испугом.
— Песта, — ответил Маран насмешливо. — У Песты не осталось выхода. Только убрать нас обоих. Его люди пытаются взломать бронированные двери твоего отсека.