Все. что могли

Ермаков Павел Степанович

«Быстро же ты понял, гад, — подумал Петренко, радуясь, что застава жива. — Скоро еще и не так запоете».

— И все-таки, грузите эту русскую свинью поскорее, — потребовал приехавший.

Четверо солдат подхватили Петренко.

«Земля родная… мама милая! Простите меня, и прощайте», — с этой мыслью он нащупал под гимнастеркой чеку в гранате и выдернул ее.

11

Обогнув территорию завода, Кудрявцев остановил лошадей. Он знал тут все закоулки. Много раз

со старшиной приезжал за молоком и маслом.

Завод был обнесен высоким забором. Вблизи входных ворот прижалось несколько домиков. Пограничники вышли к опушке леса. Сарая, о котором рассказывал старик, не было. На его месте дымилась груда обгорелых бревен. Вокруг стояла недобрая тишина, зловеще потрескивали головешки. Людей не было видно. Возле ближнего к воротам домика торчал человек с винтовкой. Может быть, часовой. Кого или что он охранял? Почему сожжен сарай?

Внутри завода глухо загудело, что-то завозилось. «Заработал завод», — подумал Кудрявцев. Вспомнились слова старика: «Не пийдешь батрачить, не будет чого исты».

«Эх, чему бывать, того не миновать», — снова подумал Кудрявцев и решительно сказал Шустову:

— Ну-ка, Серега, докажи, что ты у нас лучший стрелок. Вали часового с одного выстрела.

Шустов изготовился, прицелился. Грохнул выстрел. Часовой взмахнул руками, выронил винтовку и ткнулся головой под деревянное крыльцо.

«Вот, Серега, и начался для нас с тобой новый отсчет времени, чес-слово…» — и с этой мыслью Кудрявцев побежал к домику.

На крыльцо выскочил другой человек, с желтой лентой на фуражке. Водя стволом автомата из стороны в сторону, он безостановочно строчил. Шустов упал. Кудрявцев тоже выстрелил. Человек с желтой лентой свалился с крыльца и затих.

— Живой, Серега? — Кудрявцев бросился к Шустову.

— Нога… Мне бы встать.

— Жди тут. Появятся бандиты, стреляй.

Кудрявцев распахнул дверь. В первой комнате было пусто. По двери напротив кто-то колотил с другой стороны, доносился женский голос: «Помогите!»

Дверь не поддавалась. Кудрявцев навалился плечом, ударил прикладом, и только тут заметил торчащий из скважины ключ. Повернул его.

К нему кинулась жена начальника штаба комендатуры, а затем и Надежда Михайловна Ильина, из-за спины которой боязливо выглядывала Машенька.

— Наши! Родимые… — в слезах, женщины обнимали Кудрявцева, осыпали поцелуями.

Не ожидавший этой встречи, он отрешенно стоял, не смея поторопить, не в силах обнадеживать женщин, что «наши», это только он да раненый Шустов.

— Пойдемте, Надежда Михайловна, — наконец обронил он.

Очевидно в голосе его, в выражении лица было что-то необычное, что заставило женщин поспешить.

— Это вы их? — враз спросили обе, показывая на убитых охранников.

Не ответив, Кудрявцев спросил сам:

— Где остальные женщины и дети?

— Нет их… — Надежда Михайловна зажала рукой глаза, покачнулась, кивнув на чадящие

головни.

— Скорее, — поторопил он, взяв за руку Машеньку.

И тут вдруг понял, что означал жест Надежды Михайловны: не просто сарай сгорел, он сгорел вместе с находившимися в нем людьми.

Только сели в повозку, из заводских ворот вырвалась ватага вооруженных бандитов. Кудрявцев ударил по лошадям. От завода до железнодорожного разъезда было верст пять. Доехать бы, а там… Что могло быть там, никто этого знать не мог.

Колеса затарахтели по неровной дороге, повозку неимоверно трясло.

— Надюша, приляг, лица на тебе нет, — сказала жена начальника штаба.

Она подмостила Наде под голову траву, склонилась над ней. Машенька легла рядом с матерью.

Бандиты стреляли вслед повозке. Но скоро дорога повернула, и стрельба прекратилась. «Может, отстанут, сейчас им не до нас», — подумал Кудрявцев. Но этого не случилось. Миновав следующий поворот, он увидел, что их догоняют несколько верховых. Всадники мчались не по дороге, а напрямки, стремясь выйти наперерез повозке.

Шустов тщательно, насколько это было возможно при тряске, выцеливал и стрелял по догонявшим бандитам. Один свалился, под другим рухнул конь.

Поникла головой жена начальника штаба и откинулась на борт повозки. В виске у нее обозначилась маленькая, почти бескровная отметина.

— Зина, очнись, — тормошила ее Надя, и уже мертвую женщину старалась заслонить собой.

У Кудрявцева где-то глубоко в сердце кольнуло. Он не был знаком с женой начальника штаба, она приехала к старшему лейтенанту всего неделю назад.

— Ваня, ссади меня, — крикнул Шустов. В глазах его была решимость, и Кудрявцев понял: Серега попытается задержать бандитов. — Коней свалят, тогда всем крышка.

Вон ты какой, Серега Шустов, молодой боец…

По обеим сторонам дороги потянулся густой лес, и бандитам неизбежно придется спуститься с угора — по чащобе не поскачешь. Приостановив повозку, Кудрявцев помог Шустову слезть. Боец залег за толстой валежиной, приладив на нее винтовку. Кудрявцев сдернул с ремня сумку с гранатами, бросил ее Шустову:

— Сережа, я вернусь за тобой.

— Прощайте! — донеслось до Кудрявцева и Нади, и сразу прозвучал первый выстрел.

Уже порядочно отъехав, они услышали, как дважды рванули гранаты и стало тихо сзади.

Полустанок открылся внезапно. Людей — ни души. Через переезд не проскочить, загородил товарный поезд. Пыхтел паровоз, медленно, тяжело раскатывая вагоны.

Кудрявцев погнал вдоль состава. Двери вагонов были задраены, на петлях висели пломбы. Похоже, с зерном были вагоны. С пшеничкой. Старшина рассказывал, немало составов перегнали в Германию. Сам видел, когда в город ездил. С кондукторами разговаривал, дескать, согласно договору хлебушко поставляем. Этот поезд, видать, не успел через границу переправиться. Теперь дал обратный ход.