Всегда говори «Всегда» – 4
Шрифт:
– Договорились! – Тимур спрыгнул с подоконника, шутливо отдав честь, и не успел он выйти, как в кабинет без стука вошел Олег. Он лишил ее возможности царственно крикнуть «зайдите!».
– Вы что, под дверью дежурили?
– Ну… не совсем под дверью, – улыбнулся Горин. Он старался стоять к ней боком, чтобы шрама не было видно.
Впрочем, он и перед Галей на ресепшн точно так же стоял…
– Собственно, у меня один к вам вопрос, – глядя в его серые глаза, твердо сказала Надя. – Вы нашли себе замену?
– Да,
– Пусть подумает! Тогда вы… свободны!
– Я могу идти? – Горин так удивленно вскинул брови, будто ожидал, что она его опять борщом будет кормить.
Надя выставила перед собой карандашницу с букетиком нежных фиалок.
– Это… ваши цветы?
– Что?
– Фиалки, говорю ваши?!
– Галя велела сюда поставить.
– Свободны! – резко сказала Надя. Слишком резко для того, чтобы не выдать захлестнувшего ее раздражения.
Он уже почти вышел, но вдруг замер и оглянулся.
– А… Дим Димыч там как?
– Нормально.
– Привет ему передавайте!
И только после этого закрыл дверь. Медленно, плотно, неслышно. Словно подчеркивая, что заметил ее раздражение и оно его никак не задело.
«Димочка! – взмолилась Надя, мысленно обращаясь к Грозовскому. – Да что же это?! Он… то есть я… в общем…» – Она не смогла сформулировать причину своего отчаяния.
«Он хороший мужик, Надь! – тихо ответил Димка. – И несчастный, его жена предала».
«И что? Я здесь при чем?»
«Ни при чем. Но если ты злишься, значит, он тебе нравится».
«Вот еще!»
«А то я тебя не знаю, матушка!»
Надя швырнула фиалки в мусорную корзину.
«Считай, что эти цветы от меня, – услышала она грустный голос Грозовского. – И Галя здесь ни при чем. Сама подумай – какая женщина попросит отдать букет другой?»
– Никакая, – пробормотала Надя, доставая букет из корзины. – Он врет. А раз врет, значит…
«Значит, ты ему нравишься, матушка!»
С утра позвонила Надя и взахлеб стала рассказывать, что нашла работу, где не нужен английский, а компьютер можно использовать только как калькулятор – чтобы подсчитывать заработанные деньги.
– Какую работу, Надь? Я ничего не понимаю! – сказала Ольга.
Голова шла кругом от утренней чехарды.
Костик с Машкой не могли поделить последний кусок шоколадного кекса и громко препирались на кухне, а Сергей, собираясь в командировку, разворотил все шкафы в поисках каких-то особенных новых носков с еще неоторванной биркой. Он с несчастным видом вышвыривал с полок свитера и джинсы, трагически приговаривая: «Я помню! Они были здесь!» Надя еще что-то рассказывала – бурно и радостно, – но Ольга не поняла ни слова.
– Извини, Надь, я Сережу в Питер собираю. Давай потом перезвоню…
– А зачем ему в Питер? – удивилась
– Как зачем? Договор подписывать с «Питер Ренессансом».
– Так ты же там должна быть! – радостно закричала Надька.
– Я свою часть работы сделала, – объяснила Ольга, глядя, как Сергей, просветлев лицом, упаковывает в чемодан носки с биркой. – Надь, я перезвоню! Сережа! Это же Костины! Разве ты не видишь?
Она вырвала у него заветную добычу и спрятала в шкаф. Барышев растерянно посмотрел на нее и заладил свое:
– Они были здесь…
– Вот же они! – Ольга нагнулась и швырнула ему носки, которые уже лежали в чемодане под свитером.
Носки попали ему в лицо – Сергей отшатнулся, но ничего не сказал.
– Прости! – бросилась к нему Ольга. – Что-то я… не в себе…
– Перестань, – обнял ее Барышев, заметив набежавшие на глаза слезы. – На один день лечу! Ну что ты?!
Ольга уткнулась ему в подмышку – прямо перед ней висела картина, подаренная Егором.
Нужно снять ее – немедленно снять! – чтобы не думать о том, почему она боится его увидеть.
И еще… Ведь если бы Сергей тогда прилетел – не было бы ни этой картины, ни догоняющего ее по пути в аэропорт Егора, ни этого страха. Неужели Барышев настолько непроницателен, что не может понять причин ее поведения?
Ничего, увидит Погодина и поймет… Сам ведь был в такой ситуации.
– Перенервничала ты с этим проектом, – Сергей погладил ее по голове и поцеловал в висок. – Говори, кому приветы передавать – всей администрации или Егору Апполинарьевичу лично?
– Не надо никому ничего передавать! – вспылила Ольга и, почти оттолкнув Сергея, пошла на кухню.
– Ладно, ладно… Оль, какой он, этот директор? Я же должен знать! А ты мне ничего не рассказываешь!
– Сережа! – Ольга резко остановилась, и он налетел на нее. – Ты приедешь и все сам увидишь!
– Ладно, ладно, – он засыпал ее лицо быстрыми поцелуями. – Сам приеду и сам увижу… Я знаю, ты на меня обижена! Вот, держи, – Сергей сунул ей в руки маленькую коробочку. – А я побежал, меня Юркин водитель ждет!
Барышев подхватил чемодан и выскочил из дома. Дверь хлопнула, Ольга открыла коробочку. Вместо ожидаемого кольца там сверкала рубинами брошь – гроздь рябины.
Ольга вернулась в гостиную.
«Не буду снимать картину, – решила она. – Потому что ничего, кроме таланта Андрея Павловича, она для меня не значит…»
Погодин оказался слащавым красавчиком – слишком юным, чтобы возглавлять такую солидную фирму, и слишком горячо демонстрирующим заинтересованность в сотрудничестве.
– А я уж, Сергей Леонидович, собирался к вам в Москву лететь. Честно говоря, стал нервничать, что вас нет. Ольга Михайловна всех здесь убедила, что лучше «Стройкома» партнера не найти!