Всегда начеку
Шрифт:
Другая причина, по которой Калсын предпочитает быть дома, — обилие знакомых. Калсын любит людей, любит знакомых, а сидит дома, как так? И мало этого. Открытый, до предела бесхитростный, Калсын из-за обилия
— Скажи, на службу собирается. Сегодня не может. А сама ступай, с ребятишками я посижу.
Гюлизар скрепя сердце передает посланцу: так, мол, и так, сегодня занят. А сама-то понимает, почему Калсын не идет: ведь не явишься с пустыми руками, а где набраться денег на подарки? Зарплата у старшего сержанта одна.
Зато, когда приходят к Калсыну — а приходят частенько, — на столе появляется все, что есть в доме. Не хватит — на сковородку угодит великолепный петух. Если гости станут отговаривать: не режьте, мол, такого красавца, Калсын скажет: «Злой очень, давно хотел избавиться».
Чаще всех приходят товарищи по работе.
Ближайший друг и наставник Калсына — старшина Алексей Яковлевич Дорошенко, человек могучего сложения, степенный, рассудительный. Более трех десятилетий служит он в органах милиции, и лишь в годы Великой Отечественной сменил синюю шинель на армейскую — сражался с фашистами. Грудь ветерана украшают боевой орден и многие медали.
Сосед Калсына — старший сержант Абдулгамед Ахмедов. За его плечами тоже большая, нелегкая жизнь. Кто из окрестных жителей не знает о его мужестве и самообладании, проявленных в схватке с бандитом! Это было в одну из базарных ночей, когда особенно нужно быть начеку. Мимо дежурившего на мосту Ахмедова проехала подвода, на ней четыре барана. Странно: один человек и столько баранов. Обычно на продажу везут одного-двух. Не ворованные ли? Остановил подводу, подошел. Увидел перекошенное злобой лицо и сердцем почувствовал: вооруженный. Поэтому встал так, чтобы тот и ножом не достал и ружье не сумел вскинуть. И все-таки просчитался в темноте. Бандит схватил двустволку и выстрелил. Попал в живот, картечью. Началась рукопашная. Истекавший кровью Ахмедов ухитрился выбросить обойму из своего пистолета, когда бандит старался его вырвать, а преступника ударил о землю так, что тот потерял сознание. Старший сержант прополз с развороченным животом несколько сот метров, нашел телефон, позвонил. А потом — недели беспамятства, операции, врачи, сиделки. И смерть отступила.
Этим людям есть что вспомнить. Но не об этом говорят они, присев у низенького стола, поджав по-кавказски ноги. С шуткой да прибауткой обсуждают житейские дела, смеются, а то и запоют. Подшучивают над Калсыном, что у его черно-белой собачонки, которая вертится тут же, совсем нет чувства юмора: остервенело облаивает самое удачное словцо.
Начинает смеркаться. Гюлизар умывает перед сном детей, а Калсын, попрощавшись с гостями, собирается на дежурство. Бреется перед круглым зеркальцем, надраивает сапоги, пуговицы. Впереди новые заботы и тревоги. И, как говорят в армии, постоянная готовность номер один.
Глубоко символично то, что в нашей стране боевые награды вручают за спасение человека. Ведь спасти человека, рискуя собой, способен только Человек с большой буквы — любящий людей и жизнь. Указом Президиума Верховного Совета СССР Калсын Мансуров награжден орденом Красной Звезды.
Вера Шапошникова
НА
Мотоцикл, влетевший на площадь, сделал крутой вираж и замер у маленького дома, смутно белевшего в свете далекого фонаря.
Водитель приглушил мотор. Спутник его, сидевший в люльке, выбрался на землю, привычным жестом оправил китель и сказал водителю:
— Ты, Вань, давай в парк! А я подежурю здесь до прихода Оскоева.
Мотоцикл закашлял, зарычал и ринулся в пролет засаженной тополями улицы. Свет фар выхватил из темноты белые, в два обхвата стволы, пробежал по ним, и снова улица погрузилась в прохладную, чистую дрему.
Человек, оставшийся на площади, — это был старший лейтенант милиции Николай Солодников — прислушался к звуку удаляющейся машины: вот она на улице Токтогула, вот свернула на Первомайскую. Звуки музыки заглушили мотор, — значит, Иван уже в парке. Остановился у танцплощадки. Какая, однако, в городе тишина!
Николай всем существом ощутил этот спустившийся с гор покой.
Горы вокруг. В них упираются улицы Пржевальска. Кончится длинный зеленый коридор — и сразу горы. Вблизи — суровые, в складках, а за ними сияют снежные шапки вершин.
Старший лейтенант отошел в тень домика, откуда хорошо была видна освещенная фонарями площадь. Глядя на серый асфальт, Николай задумался. Самая оживленная площадь города. Больше всего происшествий случается именно здесь. И в парке, на танцплощадке. Но там только вечерами, а здесь, на площади, круглые сутки.
У автобусной станции сонно застыли машины. Их много. Весь день идут из Фрунзе, Рыбачьего, Тюпа, Чолпон-Аты. Тут всегда людно. Торгует шашлычник. Ловко он выдумал с пылесосом. Включит в ларьке и дует в жаровню. За шашлыками толпа, конечно, и выпивка тут же. За угол завернут, оглянутся и прямо из горлышка на двоих... Потом скандалы: «Милиция!» И в ресторане пьют. И тоже: «Милиция!»
По воскресеньям едут экскурсии — тысячи людей. К памятнику Пржевальскому. И там немало происшествий. Конечно, другого рода. Кто потерял сумку, кто не попал в автобус. Жалобы... Слезы... И неизбежное: «Куда милиция смотрит!»
В город приходят туристы. Обветренные, заросшие бородами, они заполняют столовые, рестораны, рынки. На всякий случай заглянут в гостиницу. Мест там почти никогда не бывает. Туристы уходят за город, ночуют в палатках. Это люди покладистые, с ними легко. А вот с «жучками», которые спекулируют фруктами, а также дефицитными промтоварами, возни хватает. Немало их снимали с автобусов.
К осени в Пржевальск собирается молодежь. Пожалуй, ни в одном из киргизских городов нет такого количества молодежи. Педагогический институт, техникумы, училище, школы. Живут без родителей. Вольно. С ними забот хоть отбавляй. Нет, Пржевальск совсем не тихий город, хотя и стоит в стороне от дорог.
Из сумрака Караванной улицы, по которой когда-то уходили в Центральную Азию караваны верблюдов с товарами самаркандских купцов, на площадь вышла пара — парень и девушка. Они медленно добрели до скамейки у станции, посидели, пошли дальше. Потом с гомоном, с гиканьем вывалилась подгулявшая компания, пересекла площадь и растворилась в темном переулке.
Солодников снова ощутил знакомое чувство тревоги. Оно появилось давно и все время точит внутри. Откуда они берутся? Что им нужно? Сыты, одеты так, как мы и не смели мечтать. Доступно все: учись, работай, возделывай землю. А вот, поди же, куражатся, пьют, хулиганят. Друг перед другом, кто больше.