Всегда твой
Шрифт:
Подумай об Асторе.
Эта мысль почти убивает мою эрекцию, и единственное, что удерживает меня в напряжении, это то, что мышцы Сикс сжимаются, когда она кончает.
Она выглядит разбитой подо мной, ее глаза закрыты, а руки трясутся над головой. Ей нужен отдых, но я еще не закончил.
Я закидываю ее ноги себе на плечи и продолжаю входить и выходить из нее.
— Еще один оргазм. — Я томно мурлычу.
— Я не могу. — Она умоляет.
— Я и не просил. — Говорю я, делая толчок, затем полностью выходя
Я снова беру вибратор и опускаю его на ее клитор, заставляя ее вздрагивать. Я ставлю его на самую высокую скорость, которая, как я знаю, причиняет почти столько же боли, сколько и удовольствия, и резко прижимаю его к ее клитору.
Она отрывает поясницу от кровати, случайно предоставляя мне еще более глубокий доступ к ее киске и меняя угол моих толчков.
Я погружаюсь еще глубже в ее тугой жар, чувствуя, как мышцы начинают сокращаться по мере того, как она приближается к четвертому оргазму.
Когда я чувствую, что она на грани, я обхватываю пальцем цепь и сдергиваю ее. Это самая эйфорическая часть использования зажимов, когда кровь снова приливает к ее соскам, принося с собой неизмеримое удовольствие и эндорфины.
В этот раз, когда она кончает, она кричит так громко, что кажется, будто она может обрушить весь дом. Я надеюсь, что музыка, звучащая на вечеринке, заглушит ее крики, и мне не придется резать уши гостям за то, что они слышат то, чего я хочу только для себя.
Я делаю еще несколько толчков, но больше не могу сдерживать свою кульминацию и кончаю через несколько мгновений после нее. Мой член чувствует себя влажным и использованным, когда я выхожу из нее и направляюсь в ванную комнату своей спальни.
Я привожу себя в порядок и приношу теплое полотенце, чтобы сделать то же самое с Сикс, которая потеряла сознание на кровати.
Она шевелится, когда я расстегиваю наручники и протираю ей между ног. Ее глаза слегка приоткрываются, но потребность во мне все еще не дает ей уснуть.
Я перегибаюсь через кровать к ней.
— Я же говорил, что заставлю тебя меня слушаться. — Я рычу ей в ухо.
Ее глаза снова закрываются, и она бормочет.
— Я же говорила, что от тебя одни неприятности.
Я медленно выпрямляюсь, сердце колотится в груди, когда я вспоминаю, как она говорила мне это, когда мы были детьми.
Дважды за сегодняшний вечер мы вспоминали прошлое.
Дважды мы сбивались с курса на опасную территорию, которую лучше не исследовать.
Потому что если мы забредем слишком близко к ней, то наткнемся на разговор, который мы не можем вести, черт возьми.
Что она всегда принадлежала ему, а не мне.
Я выхожу из спальни, тихонько закрывая за собой дверь. Вечеринка все еще продолжается через два часа после того, как мы ее покинули, но я не удивлен.
Многие люди отдали бы левую руку, чтобы быть приглашенными в наш дом, и они не собираются покидать его, пока не используют каждую секунду по максимуму.
Я отправляюсь на кухню и беру бутылку воды и энергетический батончик
Когда я выхожу из кухни, меня перехватывает Трой. Он товарищ по футбольной команде и близкий друг, но сейчас его болтовня не слышна. Я не могу сосредоточиться на его словах, мое внимание направлено в сторону моей спальни.
Из кухни ее не видно, но я вдруг отчетливо осознаю, что оставил Сикс в отключке и почти полностью обнаженной в незапертой комнате с десятками людей по ту сторону двери.
Я собирался выйти на пару минут, чтобы перекусить, но этот разговор затягивается. У меня мурашки по коже от мысли, что кто-то может войти и увидеть ее такой, какой я ее оставил.
Трой что-то говорит мне, когда я, не говоря ни слова, ухожу, маршируя обратно по коридору и бросая взгляды на всех мужчин, которых вижу рядом со своей комнатой. Эта часть должна быть закрытой во время вечеринок. Я распахиваю дверь и вхожу, встречая пустую комнату.
Она ушла, не оставив после себя никаких следов, словно ее здесь и не было.
ГЛАВА 27
Сикстайн
Я пробираюсь в свою квартиру, не желая, чтобы кто-нибудь из девочек увидел меня, и бегу в спальню, тихо закрывая за собой дверь.
Я переодеваюсь во что-нибудь удобное. Мне досадно, что я оставила остальную одежду в его доме, но я не хотела, чтобы мой унизительный поход был замечен кем-то, когда я выбегала оттуда.
Я задремала, но, проснувшись через несколько минут, обнаружила, что Феникс исчез. Он жестоко трахал меня, пока я не потеряла сознание, развязал меня и ушел, даже не попрощавшись и не сказав ни одного доброго слова.
Может быть, я слишком многого ждала, желая получить от него доброе слово, но хотя бы признание или что-то, что хоть как-то показало бы, что ему небезразлично то, что мы сделали, было бы неплохо.
Мне некого было винить, кроме себя. Он сказал мне, что в принципе считает меня не более чем удобной дыркой, а потом трахнул меня, чтобы доказать это.
Я выключаю свет, ложусь в постель и зарываюсь под одеяло.
Мне нравится, что он не относится ко мне, как к изнеженной принцессе, и не относится ко мне свысока. Мне нравится, что он трахает меня как монстр, позволяя мне увидеть совершенно реальную, неприукрашенную версию его самого, у которого есть извращенные желания и стремления.
Я чертовски обожаю то, что он хочет делать со мной все эти извращенные вещи.
Но меня начинает бесить, что как только мы заканчиваем заниматься сексом, он снова становится огромным мудаком, который ненавидит меня и не может находиться со мной в одной комнате, не говоря уже о том, чтобы скрывать свое презрение ко мне.
И вот я здесь, в постели, расстроенная тем, что он не захотел обнять меня сегодня вечером.
T'es trop conne — Ты такая дура. Я укоряю себя за то, что позволила себе попасть в такую ситуацию.