Шрифт:
Рэй Брэдбери
ВСЕГО ЛИШЬ ЛИХОРАДОЧНЫЙ БРЕД
Перевод Л. Терехиной и А. Молокина
Его уложили на свежие, чистые, накрахмаленные простыни, а на столике под неяркой розовой лампой всегда стоял стакан свежего апельсинового сока с мякотью. Стоило только Чарльзу позвать, как мать или отец заглядывали в его комнату, чтобы узнать, как он себя чувствует.
В комнате было слышно все, что делалось в доме: как по утрам в туалете журчала вода, как дождь стучит по крыше, шустрые мышата бегают за стенкой, на нижнем этаже поет в клетке канарейка. Если ты умеешь
Он валялся в постели уже трое суток и только сейчас начал испытывать страх.
Что-то случилось с его рукой. С его правой рукой. Он смотрел на нее, она была потная и горячая и лежала на покрывале, казалось, отдельно от него. Он мог слабо пошевелить пальцами, немного согнуть локоть. А потом она опять становилась чужой, неподвижной, и цвет ее менялся.
В тот день снова пришел доктор. Постукивая по его тощей груди, как по барабанчику, доктор, улыбаясь, спросил:
– Ну, как наши дела? Я знаю, можешь ничего не говорить: "Температура нормальная, но чувствую себя отвратительно!" Доктор часто повторял эту шутку и сам же над ней смеялся.
Чарльз продолжал лежать, для него эта скверная затертая шутка становилась реальностью.
Нелепая фраза засела в мозгу. Рассудок в ужасе отшатывался от нее и снова возвращался. Доктор и не подозревал, как жестоки порой бывали его шуточки.
– Доктор, - прошептал Чарльз, он лежал вытянувшись и был очень бледен.
– Моя рука больше мне не принадлежит. Сегодня утром она стала чем-то другим. Доктор, пожалуйста, сделайте ее, как раньше.
Доктор натянуто улыбнулся и погладил его руку.
– Мне это нравится, сынок. У тебя всего лишь лихорадка, и ты бредишь.
– О доктор, доктор, она же стала совсем другой, - всхлипнул Чарльз, с жалостью сжимая здоровой рукой другую, бледную, не принадлежащую ему.
– Это же правда!
Доктор усмехнулся.
– Я дам тебе розовую пилюлю, и все пройдет.
– Он впихнул ему в рот таблетку.
– Глотай!
– Это сделает мою руку прежней, и она снова станет моей?
– Да-да.
В доме было тихо. Доктор уезжал по спускающейся с холма дороге под тихим голубым сентябрьским небом. Где-то далеко на кухне тикали часы.
Чарльз лежал и смотрел на руку. Она не становилась прежней. Она так и оставалась чем-то инородным.
За окном поднялся ветер и швырял сорванные листья в холодное стекло.
В четыре часа стала меняться и его другая рука. Похоже, начиналась лихорадка. Рука пульсировала и медленно, клеточка за клеточкой, менялась. Биения руки были, как биения горячего сердца.
Ногти посинели, потом покраснели. Изменения происходили в течение часа без малого, потом все кончилось, и рука опять выглядела, как обычно. Хотя и не совсем. Рука больше ему не принадлежала.
Он долго лежал, охваченный ужасом, а потом вдруг крепко уснул.
В шесть часов пришла мама и принесла бульон. Он к нему не притронулся.
– У меня нет рук, - сказал он
– Твои руки в полном порядке, - успокоила мама.
– Нет, - настаивал он.
– У меня больше нет рук. Мне кажется, что остались лишь обрубки. О мама, держи, держи меня, я боюсь!
Она накормила сына с ложечки, как в детстве.
– Мама, - попросил он.
– Позови опять доктора. Мне очень плохо.
– Доктор придет сегодня в восемь вечера, - ответила она и вышла.
В семь часов дом погрузился в сумерки. Чарльз сидел в постели, когда почувствовал, как что-то происходит сначала с одной ногой, а потом и с другой.
– Мама! Иди скорее сюда!
– отчаянно закричал он. Но когда мать пришла, все уже прошло. Мать ушла наверх. Он лежал тихо, а ноги его продолжали пульсировать, стали горячими и покраснели. Казалось, в комнате стало жарко от этих горячечных изменений. Сильный жар поднимался от кончиков пальцев до щиколоток, а затем и до колен.
– Можно войти?
– Доктор стоял в дверях, улыбаясь.
– Доктор!
– воскликнул Чарльз.
– Быстрее откиньте одеяло!
Доктор не спеша поднял одеяло.
– Ну вот. Ты цел и невредим, хотя и потеешь. Небольшая лихорадка, я же тебе говорил, чтобы ты не вертелся, негодный мальчишка!
– Он ущипнул его за влажную розовую щеку.
– Пилюли помогли? Рука вернулась к тебе?
– Нет же. То же самое случилось с другой моей рукой и ногами!
– Ну-ну. Нужно дать тебе еще три пилюли, по одной на каждую ногу и одну - на другую руку, не так ли, мой маленький пациент?
– засмеялся доктор.
– А они мне помогут? Пожалуйста, скажите, что у меня!
– Небольшой приступ скарлатины, осложненный легкой простудой.
– Во мне сидит микроб? Да еще размножается?
– Да.
– А вы уверены, что это скарлатина? Вы не делали никаких анализов.
– Я определяю скарлатину сразу, когда с ней сталкиваюсь, - сдержанно, но авторитетно ответил доктор, проверяя у мальчика пульс.
Чарльз тихо лежал, пока доктор укладывал свой скрипучий черный саквояж. Потом глаза его на мгновение вспыхнули. Он что-то вспомнил. В тишине голос мальчика прозвучал вяло и слабо.
– Однажды я читал книгу. Там говорилось об окаменевших деревьях, о древесине, превращающейся в камень. Как деревья падали и гнили, а в них попадали минералы. Они пропитывали деревья, и те внешне оставались такими же, как были, но внутри были камнем.
Он умолк. В тихой теплой комнате слышно было его дыхание.
– Ну?
– спросил доктор.
– Я думал, - откликнулся Чарльз спустя некоторое время. Микробы могут вырасти? На уроках биологии нам рассказывали об одноклеточных животных: амебах и им подобных. Миллион лет назад они группировались до тех пор, пока не образовалось скопище клеток, давшее начало первому телу. Клеток объединялось все больше и больше, их колонии росли и в конце концов вырастали в рыбу и даже в человека. Все мы - ни что иное, как скопище клеток, которые решили объединиться, чтоб помочь друг другу выжить. Это правда?