Всего лишь один из парней
Шрифт:
Вокруг меня остальные шаркают и тяжело дышат. Несколько стреляющих грязных взглядов в мою сторону. Надо было кататься быстрее, тогда, может быть, я бы не украла у тебя шайбу. Лицо Ксандера покраснело, глаза опущены Он это знает. Он не выступал на уровне Соколов.
Я смотрю на рот тренера, почти скрытый за его усами. Скажи это. Назовите имена тех, кто это сделал.
Я стягиваю рукавицу вокруг палки.
Это мой момент.
— Хорошо, — говорит тренер хриплым голосом.
— Ты хорошо играла там. Некоторые сложнее,
Клянусь, он смотрит на меня сквозь сросшиеся деревьями брови.
— Только четверо из вас вошли в команду. Остальные — попробуйте в следующем году. Или не делайте этого, и избавьте меня от необходимости резать вас дважды. Готовы? Хорошо.
Мое сердце грозит разорваться прямо сквозь майку. Но он посмотрел на меня. Я тяжело каталась.
— Номер пятьдесят два. Говард. Поздравляю.
Вопли раздаются от толстого чувака.
— Номер двадцать пять. О'Доннелл. Поздравляю. Номер восемьдесят девять. Стакли. Поздравляю.
Мои губы дрожат. Осталось только одно место. Какая-то часть меня чувствует, что я должна протянуть руку и взять Ксандера за руку… но не здесь. Не сейчас.
— Номер семнадцать. Белл. Поздравляю.
На меня нахлынул поток облегчения и адреналина. Улыбка грозит сломать мне лицо.
— Ты сделала это! — говорит Ксандер, заставляя меня крепко обнять его. У него такая же улыбка, но я знаю его лицо лучше, чем свое. Его глаза опущены, рот слишком широк.
— Прости, приятель, — говорю я.
Я знаю, что должна контролировать себя, но не могу.
— Я сделала это! Я Сокол!
Я прыгаю вверх и вниз, вбивая коньки в лед, пока стружка инея не разлетается, как крылья. Остальные избранные собрались вокруг тренера Забински, а неудачники уходят, чтобы погрязнуть в своем отстое.
Ха.
Я победитель. Сокол. И все эти мальчишки мечтают кататься так же, как я!
Мое лицо липкое от пота и болит от улыбки. Первая девушка, которая когда-либо попала в Чикагские Соколы! Я катаюсь на коньках и сбрасываю шлем, встряхивая длинные волосы. Воздух так прохладен на моем лице и…
Тренер смотрит на меня так, словно я только что сказала ему, что футбол — самый интересный вид спорта в мире.
Его левый глаз дергается.
И он не единственный. Другие избранные — Маттон Чопс, О'Доннелл, как бы их ни звали — смотрят на меня таким же вытаращенным взглядом.
— Что? — Я наконец щелкаю.
Тренер откашливается. Он смотрит в свой блокнот, потом снова на меня, потом в свой блокнот.
— Н-номер семнадцать? Эл Белл?
— Да, — говорю я.
— Сокращенно от Элис.
— Элис. Что ж, было бы неплохо это узнать.
Он снова прочищает горло и прижимает блокнот к груди.
— Боюсь, я совершил ошибку. Я имел в виду другой Белл. Номер сорок четыре.
Ксандер,
— Я?
— Да! — Говорит тренер.
— Иди сюда, сынок!
— О чем ты говоришь? — говорю я, повышая голос на октаву.
— Ты назвал МОЕ имя! Ты сказал номер семнадцать! Это я!
— Эл, — усмехается Говард, — ты цыплёнок.
Рычание поднимается вверх по моему горлу.
— Я превзошла тебя три к одному. Я не знаю, какого черта тренер хочет, чтобы ты был в команде, выясняя, насколько плохо ты обращался с клюшкой, но…
— Ты хочешь меня? — Ксандер катается прямо рядом с тренером.
— Меня? В «Чикагских Соколах»?
— Я сказал Белл, не так ли?
Тренер ворчит.
— Ну, ты в команде.
— Это нечестно! Я катала круги вокруг всех здесь!
Я протискиваюсь прямо к этому проклятому Забински.
— Тренер, дай мне шанс.
Тренер поворачивается и катится к доскам.
— Новые игроки, следуйте за мной.
Он поворачивает голову назад и смотрит на меня.
— И это не про тебя, мисси.
Он срывается со льда, и все следуют за ним. Ксандер сочувственно пожимает плечами и уезжает. Я остаюсь одна на льду.
Хейден
Я загоняю свой джип на парковку арены. Послеполуденное солнце бросает оранжевые отсветы на тротуар. Ветер дует мне в лицо.
Здесь ветер всегда дует мне в лицо.
Тренер Забински сказал, что после сегодняшних проб лед будет свободен, поэтому мы с мальчиками решили, что было бы неплохо прийти и повозиться на катке, прежде чем снова начнутся тренировки в этом сезоне. Мы встречаемся на стоянке, с спортивными сумками на плечах и направляемся к арене.
Уходит куча детей; Вы можете сказать, кого порезали, просто по выражению их лиц.
— Новобранцы, — говорит Тайлер Эванс, махая паре детей, когда мы направляемся внутрь. Его любезность большую часть времени неприятна, но сегодня она просто ускользает от меня. Сегодня будет хороший день. Никаких тренировок, никаких скаутов, только старый добрый модный хоккей.
Мы проезжаем мимо тренера по пути внутрь. Я думал о том, чтобы попытаться прощупать его и посмотреть, злится ли он на меня из-за конца прошлого сезона, но его достает какой-то тощий мальчишка, который явно не попал в команду.
— Кто-то ожесточился, — смеется Даниэль Сакачелли, хлопая меня по спине.
— Я думаю, мы не можем все быть Хейденом Тремблеем.
Я знаю, что никогда не боролся за попадание в эту лигу так, как эти новички: мне предложили место год назад, когда мы с моим братом Кевином переехали сюда из Виннипега, Манитоба. Мне было всего шестнадцать, но в том сезоне я набрал больше очков, чем кто-либо другой.
Да, некоторые ребята постарше злились, когда я начинал, но, когда я выходил на лед они замолкали.