Всего одна неделя
Шрифт:
Уайатт вошел в ванную как раз в тот момент, когда я стояла перед зеркалом и внимательно изучала свое лицо. Молча, не произнося ни слова, он тоже пристально осмотрел меня с ног до головы, а потом взял на руки и принялся качать, словно маленького ребенка. В объятии не было ни малейшего намека на сексуальность, да и трудно представить, чтобы подобный набор ссадин и синяков мог вызвать что-нибудь, кроме искренней жалости.
– Нужны ледяные примочки, – наконец произнес он. – Много.
– Нет. Что сейчас действительно необходимо, так это пончик. Штук двадцать. Потому что надо срочно кое-что приготовить.
– Что ты сказала?
– Пончики. По дороге к родителям надо заехать в «Криспи крим» и купить двадцать пончиков.
– А нельзя обойтись печеньем?
Я освободилась из объятий и включила душ.
– Сегодня люди были так добры ко мне. Поэтому мне просто необходимо приготовить пудинг и завтра всех угостить. У меня есть очень хороший рецепт приготовления пудинга с использованием пончиков из «Криспи крим».
Уайатт стоял неподвижно, явно завороженный перспективой.
– Тогда, может, лучше купить сразу сорок штук и приготовить два пудинга? Один можно будет оставить дома.
– Извини. Но поскольку я сейчас не имею возможности тренироваться, мне придется ограничивать себя в еде. Аесли со стола будет громко взывать пудинг, искушение окажется слишком велико.
– Не забывай, что я полицейский и смогу тебя защитить. Возьму пудинг под охрану, и дело с концом.
– Не хочу готовить два пудинга, – призналась я и встала под душ.
Уайатт заговорил громче, чтобы перекричать шум воды:
– Я тебе помогу.
Голос звучал так жалобно, что я не удержалась от улыбки. Ему не следовало бы обнаруживать свое пристрастие к сладкому, ведь это давало мне в руки очевидный козырь. Я начала обдумывать, как воспользуюсь преимуществом и не дам Уайатту ни кусочка до самого завтрашнего дня – пусть попробует пудинг только у себя в департаменте, вместе со всеми. Размышление отвлекло меня от главной проблемы – повторяющихся покушений. Всего лишь игра ума, но она способна принести немалую пользу.
Смывая с волос шампунь, я услышала, как у Уайатта зазвонил сотовый телефон. Дело у меня шло медленно, поскольку левая рука еще не работала, но все-таки продвигалось. Был слышен разговор, хотя слова звучали неразборчиво. Покончив с мытьем, я выключила воду, сдернула с крючка полотенце и принялась вытираться, насколько позволяли мои ограниченные возможности.
– Выходи, я помогу, – позвал Уайатт, и я направилась к нему. Мне сразу же бросилось в глаза угрюмое выражение его лица.
– Что случилось?
– Звонил Макиннис, – сообщил Бладсуорт, взяв у меня из рук полотенце и принимаясь за работу. – Алиби Дуэйна Бейли безупречно. Не подкопаешься. Или дома с женой, или на работе. Перерывы только на дорогу туда и обратно, ни минутой дольше. Макиннис утверждает, что жена Бейли подает на развод, так что вряд ли будет его покрывать. Ребята, конечно, продолжат проверку, но скорее всего этот человек здесь ни при чем. Убить тебя пытается кто-то другой.
Глава 21
К родителям мы приехали раньше времени, даже несмотря на то, что покупали пончики и сгущенное молоко для пудинга. Все остальное нашлось в доме Уайатта, в том числе и формы для выпечки необходимого размера. Да, именно формы, во множественном числе. Мы купили сорок глазированных пончиков. От чарующего аромата текли слюнки, однако я проявила недюжинную выдержку и даже не приподняла крышку коробки.
Дверь открыл папа. Некоторое время он молча изучал мое лицо, а потом очень спокойно спросил:
– Что произошло?
– Прикончила машину, – коротко пояснила я и обняла его. Потом направилась в кухню, где предстояло главное, встреча с мамой. За спиной слышался тихий разговор, из которого можно было заключить, что Бладсуорт сообщает папе подробности.
В конце концов, я не очень-то пыталась скрыть синяки. Правда, на мне были длинные легкие штанишки в белую и розовую полоску и белая футболка, связанная узлом на талии. Ведь если бы я надела шорты, то открылись бы синяки на ногах и кто-нибудь непременно бы решил, что они – дело рук Уайатта. Так что я решила не рисковать. Однако никаким защитным кремом я не пользовалась, потому что решила, что он только помешает, когда мама начнет делать с моим лицом то, что непременно должна сделать мама.
Миссис Мэллори стояла возле открытой дверцы морозилки.
– Хотела пожарить мясо, – не оборачиваясь, заговорила она, услышав шаги. Не знаю, узнала ли она меня или решила, что пришел папа; это не имеет особого значения. – Но так долго боролась с этим чертовым компьютером, что времени совсем не осталось. Что скажешь, если мы пожарим... – В этот момент мама обернулась, увидела меня во всей красе и едва не потеряла дар речи. – Блэр Мэллори, – наконец заговорила она после долгого молчания, – что должна означать столь удивительная внешность?
Вопрос звучал как обвинение, словно это я сама себя разукрасила.
– Она означает автомобильную аварию, – объяснила я, усаживаясь на один из высоких стульев за барную стойку. – Моя бедная машина разбита вдребезги. Кто-то перерезал тормозной шланг, и я вылетела прямо под знак «Стоп» на тот опасный перекресток возле дома.
– Это безобразие должно немедленно прекратиться. – заключила мама напряженным, решительным тоном и захлопнула дверцу морозилки. Теперь она открыла холодильник. – Ведь говорили же, что полиция арестовала того, кто убил Николь.
– Так оно и есть. Но это сделал не убийца Николь. И стрелял в меня тоже не он. После убийства Николь он выходил из дома только на работу. Жена это подтверждает. А поскольку она знает об измене, то подала на развод и вряд ли склонна его защищать.
Мама закрыла дверцу холодильника, так ничего оттуда и не достав, и снова открыла морозилку. Как правило, она на удивление собранна и делает все пугающе быстро; так что и медлительность, и рассеянность могли быть лишь результатом серьезного расстройства. На этот раз мама добыла из морозилки пакет замороженного горошка и завернула его в чистое кухонное полотенце.