Всего одно злое дело
Шрифт:
– Dottore, – сказал он, воспользовавшись помощью Биргит, – не могли бы вы рассказать мне о ваших отношениях с матерью Хадии? Она ведь ушла от вас к синьору Муре, не так ли? Затем она вернулась к вам на какое-то время, заставив вас поверить, что навсегда. После этого исчезла уже вместе с Хадией, и вы остались один, совершенно не зная, что с ними произошло, vero?
В отличие от большинства людей, зависящих от перевода, Ажар ни разу не взглянул на Биргит, пока она переводила слова Сальваторе. Он вообще ни разу не взглянул на нее во время всего
– Наши отношения не были безоблачными, – ответил пакистанец. – А как могло быть по-другому? Как вы сами сказали, она забрала у меня Хадию.
– Время от времени у нее появлялись другие мужчины, vero? Когда вы жили вместе.
– Теперь я это знаю.
– А до этого вы не знали?
– Когда мы жили вместе в Лондоне? Нет, не знал. Не знал до того момента, пока она не ушла к Лоренцо Муре. Но и тогда я не знал конкретно о нем. Просто понимал, что где-то, может быть, кто-то есть. Когда Анжелина возвратилась, я решил, что… ко мне. Когда же она исчезла с Хадией, я подумал, что она вернулась к тому, к кому уже уходила. К нему или к кому-то другому.
– Вы что, хотите сказать, что первый раз она могла уйти от вас к кому-то другому, а не к синьору Муре?
– Да, именно это я и хочу сказать, – подтвердил Ажар. – Мы это не обсуждали. Когда мы снова увиделись, перед тем как Хадия исчезла вместе с ней, в этих разговорах не было смысла.
– А когда вы приехали в Италию?
Ажар сдвинул брови, как бы говоря: а это здесь при чем? Он не сразу ответил, так как в этот момент синьора Валлера принесла кофе и тарелку с выпечкой в виде шариков, покрытых сахарной пудрой. Сальваторе взял один шарик и положил в рот, ожидая, пока тот растает. Синьора Валлера налила кофе из высокого керамического кофейника. Когда она ушла, Ажар сказал:
– Non capisco, Ispettore [336] . – И стал ждать разъяснения.
– Мне интересно, была ли у вас злость на эту женщину за все то горе, которое она вам причинила, – пояснил Сальваторе.
– Все мы причиняем друг другу горе, – сказал Ажар. – И у меня нет к этому иммунитета. Но, мне кажется, она и я, мы простили друг друга. Хадия была – и есть сейчас – важнее, чем какие-либо обиды между мной и Анжелиной.
– То есть обиды все-таки были? – Ажар кивнул. – Но пока вы были здесь, они не возникали? Вы ее не обвиняли? И не было никаких встречных обвинений с ее стороны?
336
Не понимаю, инспектор (итал.).
Биргит запнулась на словах встречные обвинения, но после консультации с карманным словарем продолжила. Ажар сказал, что речи о встречных обвинениях не было, после того, как Анжелина поняла, что он не имел никакого отношения к похищению их дочери, хотя пришлось потратить много времени, чтобы убедить ее в этом. Им пришлось посетить его бывшую жену и детей, а ему – еще и представить доказательства того, что он находился в Берлине в момент похищения Хадии.
– Ах, да. Берлин, – сказал Сальваторе. – Конференция, vero?
Ажар
– И много было народа?
– Человек триста.
– Скажите, а чем занимается микробиолог? Вы уж простите мне мое невежество. Мы, полицейские… – Сальваторе улыбнулся с сожалением. – Дело в том, что наша жизнь проходит в очень узких рамках, понимаете?
Он высыпал пакетик сахара в свой кофе и взял еще одно пирожное, отправив его в рот, как и первое.
Ажар объяснил, хотя и не очень поверил в невежество Сальваторе. Он рассказал о группах, в которых преподавал, о дипломниках и аспирантах, с которыми работал, об исследованиях, которые проводились в его лаборатории, и о статьях, которые он публиковал по результатам этих исследований. Профессор также рассказал о своих коллегах и конференциях, в которых принимал участие.
– Эти микробы, – сказал Сальваторе, – мне кажется, они могут быть опасны.
Ажар объяснил, что микробы бывают разные. Некоторые из них абсолютно безвредны.
– Но ведь люди не изучают безвредные микробы? – спросил Сальваторе.
– Я не изучаю.
– А как же защитить себя от них? Это должно быть очень важно, нет?
– Когда ученый работает с опасными микробами, существует много степеней защиты, – объяснил Ажар. – Все лаборатории отличаются друг от друга, в зависимости от того, что в них изучают. Те, в которых изучают наиболее опасные штаммы, имеют больше степеней защиты.
– Si, si. Capisco. Но позвольте мне спросить, а для чего вообще нужно изучать такие опасные микроорганизмы, как эти микробы?
– Чтобы понять, как они мутируют. – ответил Ажар. – Чтобы выработать методы лечения, в случае если человек заразится ими. Увеличить время ответа при поиске источника заражения. Существует множество причин для их изучения.
– Так же, как существует множество видов этих микробов?
– Да, – согласился Ажар. – Как звезд во вселенной, и все они постоянно мутируют.
Сальваторе задумчиво кивнул, налил себе еще кофе из керамического кофейника и предложил Биргит и Ажару. Биргит согласилась, Ажар отказался. Он постукивал пальцами по краю своей чашки и смотрел поверх головы инспектора на дверь комнаты. За ней раздавался быстрый и веселый разговор Хадии. Она говорила по-итальянски. «Дети, – подумал пакистанец, – очень быстро схватывают иностранные языки».
– А в вашей лаборатории, Dottore? Что вы в ней изучаете? И она… как вы сказали? Биоопасна?
– Мы изучаем эволюционную генетику инфекционных заболеваний, – ответил Ажар.
– Molto complesso [337] , – пробормотал инспектор.
Для этого перевода было не нужно.
– Действительно сложно, – согласился Ажар.
– А в этой вашей биоопасной лаборатории вы отдаете предпочтение каким-нибудь отдельным микробам, Dottore?
– Стрептококкам, – ответил Ажар.
– И что же вы делаете с этими стрептококками?
337
Очень сложно (итал.).