Всем отделениям уголовного розыска. Часть 1
Шрифт:
Слезы ручьём текли по лицу, спазм перехватил горло, и Лавр никак не мог взять себя в руки: – Дай воды…– сдавленно произнёс он.
Наконец они пришли в себя и сели за стол. Людмила налила чаю: Через два месяца после начала войны я вернулась из ссылки домой. Успела получить от тебя письмо, где ты писал, что отправляешься в действующую армию и всё…
– Я писал тебе с фронта, на сибирский адрес, надеялся, что письма перешлют. В 1918 году, в мае, приехал в Армавир, хотел найти твоих родителей, но мне сказали, что они уехали, а куда никто не
Она горько усмехнулась: – В мае 18 – го они уже были в Вене, там у нас… – Людмила запнулась, – у них небольшая недвижимость. Был жуткий скандал, когда я наотрез отказалась с ними ехать. Отец меня проклял, – она помолчала, – наверное, это были самые тяжёлые дни в моей жизни.
– Господи… Людмила! Как ты оказалась в Красной Армии? Вот это всё… – он показал рукой на кожанку, маузер и стоящую в углу лёгкую шашку с серебряным набором, – откуда? Зачем?
– А где я должна была оказаться? – она искренне удивилась – Я в партии с 1906 года, прошла ссылку! Моё место здесь, среди товарищей. Лучше скажи, что ты здесь делаешь? Впрочем, можешь не отвечать, пробирался в Новороссийск?
– Да, – коротко ответил Лавр, и дёрнув щекой заросшей недельной щетиной, продолжил, – да, я пробирался в Новороссийск, чтобы уехать из этого ада, где с меня, боевого офицера, сорвали погоны и затоптали их в грязь на моих глазах. Где солдаты подняли на штыки полковника, который всю свою ратную жизнь пёкся об их благе и ел с ними из одного котелка! Не знаю, что я буду делать на чужбине, но здесь я оставаться не хочу! Я подданный Российской империи, которой более не существует ни в политическом, ни в физическом смысле. Есть территория под названием Евразия…, а ей я не присягал!
Спокойно выслушав гневную тираду, Людмила, не повышая голоса, произнесла: – В Новороссийск ты уже не успел. Сегодня утром последний корабль вышел из порта. То, что осталось от Добровольческой армии, кажется, Зюнгарский полк и остатки донцов эвакуированы в Крым, к Врангелю, но мы их и там достанем. Пойми…, белое движение – как единая боевая единица перестало существовать. Донские, кубанские и терские казаки приняли условия капитуляции. Давай, Лавр, вместе строить новую, свободную жизнь. Твоё будущее здесь, в России. Нет Российской империи, – в голосе проскакивали незнакомые Лавру интонации – Но есть Россия, которую надо поднимать с колен и выводить из разрухи, и вот ещё… – её голос вдруг смягчился, а глаза предательски заблестели. Она раскрыла папку и достала небольшую фотографию: – Это твой сын.
Ему показалась, что он ослышался: – Сын??? Господи, почему ты молчала?
– Я не молчала, а сказала тебе при первой же встрече, – она улыбнулась и сразу же превратилась в прежнюю Людмилу из прошлого. – Теперь как дворянин, офицер и просто порядочный человек вы обязаны на мне жениться!
Лавр долго молчал, осмысливая услышанное: – Как его зовут?
– Виктор. Он у моей тёти в Армавире. Чудесный мальчуган, и со временем будет очень похож на тебя. Насчёт женитьбы я, конечно же, пошутила.
– Я
Лавр помотал головой: – Не знаю… ничего не знаю, но потерять тебя снова я не смогу…
Она поцеловала его в макушку, вернулась на свое место и, положив по-мужски сжатые в кулаки руки на стол, сказала: – С женитьбой, до победы мировой революции, мы подождём. Давай подумаем, как жить дальше?
– Не знаю, – он снова покачал головой – Но воевать против своего народа не буду.
– А защищать будешь? – спросила Людмила – Меня, Витюшку, родных, землю, на которой ты вырос?
Лавр не успел ответить. В дверь постучали, и на пороге появился красноармеец: – Разрешите, товарищ Донская? Командир второго эскадрона до вас послал. Личный состав на занятия для изучения Азбуки Коммунизма24 собран.
– Сейчас иду, – ответила она, и встала, расправив гимнастерку, – что у нас сегодня?
– Параграф № 49. Там про… это … – он собрал лоб в гармошку и через мгновение радостно выпалил: – Вот! «О материальной возможности осуществления прав рабочего класса», а потом эскадронный про положение на фронтах расскажет.
Людмила посмотрела на Лавра, боец по своему расценил её взгляд и потянул из кобуры наган: – А их благородие я сейчас, в карцер возверну и караул приставлю.
– Лавр Павлович Ермаков, старый проверенный товарищ, и в конвое не нуждается, – она строго взглянула на него, – свободен, скажи, что через пять минут начнём.
Когда дверь закрылась, Людмила выдержала паузу, и как о решённом, сказала: – Я на политчас, а ты подумай о том, что будем делать дальше. Прежде всего, надо решить, что ты делал по дороге в Новороссийск.
Затем достала из стола папиросы, положила сверху фотографию сына, чмокнула его в щёку и вышла.
Лавр закурил и взял фотокарточку в руки. На него смотрел, насупив сросшиеся брови, вихрастый белобрысый мальчуган в светлой рубашке и длинных штанах с помочью через плечо. «Я тоже в детстве блондинистый был», – мелькнула мысль, и на мгновение, неведомая сила перенесла его в прошлое. Он вдруг отчетливо ощутил запах нагретого южным солнцем разнотравья и голос матери: – Лавруша, давай быстренько домой! Обед стынет!
Из-под крепко зажмуренных глаз покатились слёзы. Лавр вытер их и судорожно затянулся. Прошлое не отпускало… Мать, отец, бабушка, двоюродный брат, погибший под Перемышлем. Он явственно видел их лица и слышал до боли знакомые голоса.
Звук хлопнувшей двери разорвал цепь воспоминаний и вернул его в реальность. Людмила села за стол, налила себе чаю и, сделав несколько глотков, спросила: – Скажи Лавр, у тебя есть или может, были родственники в Новороссийске?
– Почему были, у меня там тётя, мамина сестра, – он взял в руки фотографию и вопросительно посмотрел на неё, – я оставлю себе?