Всемирная история без комплексов и стереотипов. Том 2
Шрифт:
В итоге всех столкновений противоборствующих идей, взглядов и учений пьедестал победительницы заняла идея ничтожности, бренности, дешевизны человеческого бытия.
Идеи Просвещения трансформировались не только в осознание мудрости и беспредельности человеческого разума, но и в грубый материализм, в агрессивный атеизм, в нравственный нигилизм, выплескивающие на поверхность житейского моря не только концепцию естественного человека, но и философию насилия.
Доигрались, господа просветители…
КСТАТИ:
Слой человека в нас чуть-чуть
наслоен зыбко и тревожно:
легко в скотину нас вернуть,
поднять обратно очень сложно.
Игорь
Маркиз де Сад не является сочинителем, автором показанных им ужасов. Он лишь обнажает их, снимает с них фиговые листки и подносит к нашим глазам, которые упрямо не желают видеть очевидное. Существуют философы-мистики, философы-экзистенциалисты, киники, материалисты, гедонисты и так далее, но маркиз де Сад занимает среди этой разношерстной братии совершенно особое место, представляя (если можно так выразиться) философию человеческого подсознания, вскрывая и анализируя те слои личности, которые соответствуют такому, пожалуй, понятию, как «спецхран», куда не допускаются не только посторонние, но и сам владелец избегает приближаться к запретной двери, не то что отворять ее…
Там, за дверью, находится истинный образ человека, не сдерживаемый условностями, не обезображенный стереотипами, не облагороженный наработанным имиджем. Он зачастую страшен, непереносим, отвратителен, но… какой уж есть…
Де Сад в своих мрачных триллерах не порочил человечество, как заявляли (и продолжают заявлять) его обвинители, он просто-напросто подносил к его глазам зеркало. А то, что это зеркало было вогнутым, увеличивающим, способным показать внутренность «спецхрана», — отнюдь не факт глумления философа над человеческой природой, а лишь попытка обратить внимание самоуспокоенных и самодовольных людей на их собственную сущность, тщательно камуфлируемую светскими манерами, фрачным сукном и шелками бальных туалетов придворных красавиц.
КСТАТИ:
«Представляете, если бы люди могли вывернуть свои души наизнанку — грациозно, словно переворачивая лепесток розы, — представить их сиянию солнца и дыханию майского ветерка».
Юкио Мисима
Жестокости де Сада — лишь бледный и откровенно гротескный отголосок подлинных жестокостей окружающего мира — явных, тайных и ожидающих своего часа за железной дверью «спецхрана»…
Де Сад ни в коем случае не призывал к злу, напротив, он, как мог, отвращал от него людей посредством своей кровавой фантастики. «Говорят, что мои кисти, — писал он, — слишком сильны. Хотите знать, почему? Я не желаю пробуждать любовь к пороку… Я сделал героев, избравших стезю порока, настолько ужасающими, что они, конечно, не внушат ни жалости, не любви… Повторяю: я всегда буду описывать преступление только адскими красками; я хочу, чтобы его видели без покровов, чтобы его презирали, чтобы его боялись…»
Не в пример нашим современным «ваятелям» теле— и кинопродукции, где гангстеры, киллеры, насильники и грабители представлены в довольно-таки привлекательном свете, где они — заботливые сыновья и нежные любовники, а если и занимаются своим грязным делом, то как-то нехотя, между прочим, потому что так сложилось, а то бы ни-ни… Как будто у миллионов других людей какие-то особые, лабораторные жизненные обстоятельства, не такие, как у этих «несчастных», которые ну просто скрипя сердце убивают, грабят и т.д. И такая вот «продукция» считается вполне допустимой, легальной, а вот книги маркиза де Сада — грязь, жестокость, порнуха…
Я вот думаю: те, которые так говорят, они действительно идиоты, или им хорошо платят «ваятели» телесериалов за формирование «образа врага»? Второе предположение более правдоподобно.
КСТАТИ:
«Маркиз де Сад — самый свободный из живших когда-нибудь умов».
Гийом Аполлинер
Что ж, и за это тоже его ненавидели, причем все: и роялисты, и демократы, и святоши, и развратники — все, кто видел себя в его зеркалах…
ИЛЛЮСТРАЦИЯ:
«…Вероятно,
Конечно, если во время полового акта возбуждающе действует именно безобразие, то вполне естественно то, что чем объект грязнее и порочнее, тем больше он должен нравиться. И именно его предпочтут существу безупречному и совершенному — в этом нет никакого сомнения.
Красота — явление простое и понятное, а уродство — нечто чрезвычайное, и извращенное воображение всегда предпочтет немыслимое и нестандартное простому и обычному. Красота и свежесть поражают только в простом смысле. Уродство и деградация вызывают сильное потрясение, и поэтому мужчины выбирают их.
Да, многие из них выбирают для наслаждений женщину старую и безобразную, а не свежую и красивую. Не надо удивляться тому, говорю я, если мужчина предпочитает для прогулок ухабистую землю гор монотонным тропинкам равнин».
Маркиз Де Сад. «Сто двадцать дней Содома».
И пусть кто-нибудь скажет, что все это — неправда, что такого не бывает, по крайней мере, в глубинах души, где живет монстр!
Фантазии Сальватора Дали.
А маркиз де Сад просидел в Бастилии почти до начала революции 1789 года. Правда, говорят, что за неделю до 14 июля, когда начались беспорядки, он был переведен в другую тюрьму за то, что кричал из окна своей камеры, будто бы в Бастилии истязают заключенных.
Революция предоставила ему свободу. Некоторое время маркиз пользовался определенными льготами на правах «мученика старого режима», но в 1794 году почему-то снова оказывается в тюрьме, на этот раз — в Сен-Лазар, потому что Бастилию уже снесли.
Вскоре, однако, он освобождается из заключения, издает свои романы и живет полноценной жизнью. Пока его не угораздило преподнести Бонапарту, тогда еще Первому Консулу республики, собрание своих сочинений, да еще и с дарственной надписью.
Бегло полистав книги, Бонапарт бросил их в камин, а их автора приказал отправить в психушку.
КСТАТИ:
Иногда Бонапарт читал преподнесенные ему книги более внимательно. Например, когда знаменитый физик, астроном и философ Пьер-Симон Лаплас (1749—1827 гг.) преподнес ему свой труд «Изложение системы мира», Первый Консул, как говорят, заметил: «Ньютон в своей книге говорил о Боге, в вашей же книге, которую я уже просмотрел, я не встретил имени Бога ни разу».
Лаплас ответил: «Гражданин Первый Консул, в этой гипотезе я не нуждался».
А де Сада поместили в дом для умалишенных в Шарантоне, где он практически оставался до конца дней своих. Там он писал пьесы и ставил их на подмостках больничного театра. Там он создал произведение «Преступления из-за любви» и несколько философских эссе.
Он умер в 1814 году, оставив завещание, где выражалась его воля быть похороненным среди лесной чащи, и без какого-либо памятного знака.
Сын де Сада сжег все рукописи, оставшиеся после смерти отца. Ну на кой ляд был нужен этот сын, если за радость наблюдать его первые шаги или слышать первые слова нужно впоследствии платить столь дорогую цену? Видимо, мудрый де Сад недаром писал о предпочтительности анального секса. Писать-то писал, но бумага и жизнь — не одно и то же…
Его произведения были категорически запрещены к изданию и распространению, причем, везде, и во Франции, и в Китае, и в России, и в Америке. В настоящее время в родовом замке де Сада создан мемориальный музей его имени, его романы издаются огромными тиражами, а в конце прошлого уже тысячелетия ЮНЕСКО отмечало год памяти этого неоднозначного человека и мыслителя.