Всемирная история в 24 томах. Т.9. Начало Возрождения
Шрифт:
Большинство сирот не попадало ни под опеку, ни в приюты. В житиях частенько мелькает фигура деревенского сироты-пастушка, который пасет коз или свиней за черствый кусок в зной и в холод, ночует в поле и едва не умирает от голода.
Именно на детях в ту пору в первую очередь отражались стихийные бедствия и общественные катаклизмы. Дети-рабы и дети-евнухи наполняли дома вельмож. Но таким сиротам, можно сказать, повезло. Другие просили милостыню на папертях, принуждались к непосильному труду, шныряли по рынкам под надзором взрослых воришек, а девочки-сироты стояли «на своих местах» в зловонных переулках и на площадях.
Спасения или помощи можно было ждать главным образом от родственников.
Помни о родственниках и оказывай им благодеяния, поучал Кекавмен: не исключено, что именно для этого господь даровал тебе успех. Послушание отцу — первая заповедь, почтение к матери — первейший долг.
Порой, во время мятежей аристократии, василевс призывал мать мятежника, убежденную в греховности сына, и отправлял ее в качестве парламентера: бывали случаи, когда ее увещевания и угроза родительского проклятия приносили василевсу бескровную победу.
Помимо многочисленных родственников, проживавших в одном доме, в семье ромея, особенно богатого и знатного, жило множество людей, не связанных узами родства с хозяином (воспитатели детей, друзья, нахлебники, наемные работники, слуги, рабы и так далее).
Числу таких домочадцев у столичного аристократа было порой столь велико, что он мог в случае нужды сформировать из них значительный вооруженный отряд.
Богатые дома в Константинополе занимали целые кварталы и представляли собой сложный комплекс с многочисленными постройками, амбарами, помещениями для прислуги, скотными дворами, конюшнями, погребами и обширным внутренним двором с портиками и галереями.
Тем не менее византиец, как правило, проявлял величайшую осторожность при допуске посторонних в свой дом. Византийская семья была тщательно отгорожена от чужих глаз и постоянно готова к осаде.
Полководец Кекавмен, вообще крайне недоверчиво относившийся к дружбе, советовал не оставлять в доме иногороднего друга даже на несколько дней: друг, оказывается, может соблазнить жену, невестку или дочь, вызнать размеры доходов, изучить недостатки в домашнем распорядке, чтобы потом забавлять своих домашних рассказами. Лучше послать другу какую-нибудь вещь в знак внимания.
Слуги в доме, даже не свободные, занимали самое разное положение. Некоторые удостаивались безграничного доверия хозяина, служили управителями и телохранителями.
Бывшие слуги, в особенности потомственные, получали иногда высокие официальные посты, если счастье улыбалось их господину. Слуга отца Алексея Комнина — Лев Кефала стал известным полководцем, другой слуга этого императора — первым советчиком василевса, его поверенным и духовником.
Большинство слуг, однако, находилось под строгим надзором господина и его управителей. Слуги могли не только «пожрать прибыль» хозяина, как говорил современник, но принять участие в политической интриге, изменить господину и даже посягнуть на его жизнь.
Широкие родственные связи каждого магната и сановника, значительное число лиц, зависимых от них, и множество приверженцев, превращали их семьи в значительную политическую силу.
Поэтому заключение брака в знатной среде все чаще становилось не только средством, способствующим укрепить экономическое положение семьи, но и важной политической акцией, укреплявшей влияние всего родственного клана.
Заранее тщательно продумывали, чью поддержку себе обеспечить, какие противоречия сгладить, к какой группировке примкнуть.
Устройство брака было для скучающих обитательниц царского гинекея своего рода развлечением и видом благотворительности: императрица и знатные дамы подыскивали женихов для девушек-сирот, для вдов и невест из некогда видных, но обедневших семей.
Однако подчас заключение важного брака не обходилось без вмешательства гораздо более влиятельных лиц, вплоть до самого василевса. Брак по воле самодержца являлся порой и рассчитанной карой: навязывали уродину или безродную.
С начала правления Алексея I Комнина в среде византийской аристократии стал утверждаться западный обычай: у государя испрашивалось разрешение на брак. Таким образом император делал систему брачных связей одним из важных рычагов своей политики в сложной внутренней борьбе за власть. Особую осмотрительность император проявлял при заключении брачных связей членов своего рода.
Некогда, еще в X веке, в царской семье поступали совсем иначе. Константин VII разрешил своему сыну жениться на дочери простого харчевника — красавице Феофано, которая стала матерью Анны, жены русского князя Владимира I.
С тех пор ничего подобного не случалось вплоть до 1453 года. Исчез навсегда и старый обычай смотрин невест для василевса и его наследника, свозившихся в столицу из провинций и принадлежавших не к одному социальному кругу. К концу XII столетия постепенно утверждается феодальный принцип наследственности «благородства» — проникнуть в среду аристократии «чужакам» становится все труднее.
Материальные расчеты, политическая игра, неравные браки — все это отнюдь не означало, что любовь была неведома для византийцев. Не всегда она предшествовала браку, но очень часто сопутствовала.
В сборниках поговорок и изречений («Пчелах») утверждается мысль, что высшее счастье для мужчины — обретение любящей благонравной жены. В сказании о Стефаните и Ихнилате говорится, что «высшим благом обладает человек», для которого соединились воедино три компонента: разум, добрый советчик и любимая жена. Смерть хорошей жены считалась равносильной утрате половины «или еще больше» — всех жизненных благ. Тогдашний автор писал, что любящий принадлежит не себе, а предмету любви: муж, любя жену, всего себя отдает ей, ею лишь дыша и о ней только мечтая.
Нарядить любимую жену, украсить драгоценностями даже ее коня было не только долгом, но и радостью для знатного супруга, да и сам он, спеша к жене после разлуки, стремился предстать перед ней во всем блеске. «Нет в мире большей радости,— говорил Дигенис Акрит,— чем радость нежной страсти».
Воспевая любовь царственных супругов Иоанна III и Ирины, историк и поэт XIII века Георгий Акрополит говорил от ее имени:
И с ним я сочеталась, с юным — юная,
И по любви взаимной мы в одно слились.