Всемирная история. Том 3. Новая история
Шрифт:
В августе 1714 года умерла королева Анна. Согласно постановлению 1710 года, ей наследовал Георг Лудвиг, курфюрст Ганноверский, под именем Георга I (с 1714 по 1727 год). Все прежние министры получили отставку, а напоминание претендента, Иакова Стюарта, о его правах на престол, только подкрепило протестантов, из которых главным образом и состояла партия «вигов». Король Георг из них избрал своих министров, которые направили всю свою ненависть против торийских вождей. Лорд Болингброк бежал во Францию, а герцог Оксфордский был арестован по обвинению в государственной измене. Между тем, Болингброк, как человек свободомыслящий, предприимчивый и смелый, примкнул к недовольным с претендентом во главе, и, в качестве «статс-секретаря» последнего, привел в исполнение дерзкий план: возмутил шотландский народ против английского правительства в конце 1715 года, а в январе 1716 года состоялось даже коронование в Сконе короля Иакова VIII. Но силы правительства несравненно превосходили шотландские, и победы первых над шотландскими войсками, храбро перешедшими границы своего могущественного соседа, дали им бесспорный перевес; особенно замечательна была победа при Престоне. Как и всегда, неуспех восстания способствовал еще большему усилению правительства; плодом этого усиления был так называемый «Семилетний билль» («Septennial-Bill»), которым выборы парламента
Сам король, Георг I, прочно сидел на престоле, но не стяжал особой любви своего народа, чему мешало то, что он не говорил и не понимал по-английски и всей душой был предан своей родине, видевшей его детство, юность и зрелый возраст. Если бы ему предложили на выбор: быть королем в Англии, или просто жить в своем милом Ганновере и в его окрестностях, он, не колеблясь, выбрал бы последнее – до того скромны были его желания. Во внешней политике видную роль играл главный ее представитель со стороны англичан – министр Стангоп, а со стороны французов – кардинал Дюбуа, заключившие от лица своих держав дружественный союз против Испании: то была эпоха тройственных и четверных союзов! Однако и положение Георга, как государя континентального, тоже имело значение, благоприятное для Англии, в смысле выполнения условий Утрехтского мира; этому-то значению курфюршество Ганноверское и обязано было получением Бремена и Вердена. В 1721 году Роберт Уальполь вступил в управление кабинетом, и с тех пор держался в нем целых двадцать лет, благодаря влиянию, которое он оказывал на наследника престола, принца Уэльского. Главной точкой опоры его было умение в распоряжении финансами и поощрение промышленной деятельности; свою предусмотрительность и умение он проявил еще и в устройстве финансов, которым в 1720 году грозил крах, благодаря проектам, похожим на те, которые аферист Джон Лоу проводил во Франции.
В 1727 году вступил на престол Георг II и царствовал до 1760 года. За это время еще более упрочилось влияние уже и без того сильного министра, благодаря Севильскому трактату 1729 года, по которому за англичанами утверждено право беспрепятственной торговли в Испании и ее колониях и право владения Гибралтаром и Миноркой. Затем, в 1731 году, когда, наконец, и император германский, Карл VI, подтвердил эти условия, Утрехтский договор окончательно вошел в силу. Отношения англичан к французам, между тем, изменились: в 1733 году между испанским и французским представителями дома Бурбонов состоялось соглашение или так называемое «семейное условие»; состоялось оно в глубокой тайне и имело целью ограничить могущество Англии на море. Кроме того, оно как бы послужило предвестником грядущих войн за первенство на море вообще – войн, которыми так была переполнена вторая половина XVIII столетия.
Меньше всего приходится упоминать после Утрехтского мира о нейтральной стране – Нидерландах. Тяжело легли на них – и без того уже скудных по своей природе и по денежным средствам – затраты, которые вызвала война за Испанское наследство. Поэтому Нидерланды предпочли придерживаться нейтралитета в общеевропейских делах и ограничили в целях экономии свой флот, а также и войско самым необходимым минимумом – в 34 000 человек. Положение страны было настолько затруднительно, что поддерживать ее приходилось на те средства, которые были отложены, как избыток, в более благоприятные времена. Но больше всего забот доставляла в ту пору нидерландцам основанная в Остенде Ост-Индская торговая компания (1722 г.), которая и была, наконец, уничтожена в 1731 году после долгих обсуждений и переговоров.
Если не ставить Карлу VI в укор то, что он уступил королю французскому (после своей смерти) уже наполовину потерянную для него Лотарингию, то можно смело признать, что он с достоинством поддерживал славу германского могущества. Не имея прямого потомства мужского пола, он еще при жизни озаботился вопросом о престолонаследии, и целью своей политики поставил – утверждение своей дочери Марии Терезии наследницей всех габсбургских земель в империи. С этой целью он обнародовал 6 декабря 1724 года закон о престолонаследии, так называемую Прагматическую Санкцию, и всеми силами старался побудить все главные и второстепенные державы к признанию всех статей этой «санкции». Принц Евгений Савойский высказал по этому поводу мнение, что готовая к бою армия в 100 000 человек была бы несравненно лучшей охраной прав наследования, нежели какие бы то ни было санкции; но такой совет было, несомненно, легче дать, нежели исполнить. На это потребовались бы единовременно большие затраты и хлопоты; а между тем и то, и другое было недоступно такой, хоть и весьма обширной империи, но все же склеенной из отдельных государств и владений несогласных между собой и враждебно относившихся друг к другу. Да и в общей германской жизни Австрия (даже и в смысле ее немецких земель) принимала лишь самое незначительное участие.
Император Карл VI. Гравюра и портрет работы Антония Биркгарда
О такой «общей германской» жизни в политическом смысле в это время едва ли может идти речь. В это время все пространство территории Германской империи может быть определено приблизительно в 12 000 кв. миль, а ее население составляло около 26-30 миллионов человек, которые распределялись на 2300 городов, 3000 торговых местечек, около 100 000 сел и 30-40 тысяч рыцарских владений. Из почти 300 владетельных территорий, на которые она распадалась, вероятно, было до 80 и таких, площадь которых не превышала и 12 кв. миль. Вся эта разнородная масса владений – рейхсграфств, епископств, аббатств, герцогств, курфюршеств.к которой можно было еще причислить приблизительно 30 баронств и от 1400 до 1500 имперско-рыцарских поместий – по старому порядку подразделялась на десять округов. Главным органом и символом единства в этих владениях можно считать сейм в Регенсбурге, где составлявшие его члены подразделялись на «коллегии» курфюрстов, князей и вольных городов, где согласия трех членов, утвержденного императором, было достаточно, чтобы считать любой вопрос или проект принятым, причем, однако, решающий голос имела «Коллегия курфюрстов», где опять-таки, если решался духовный вопрос, состав сейма делился на две части: 1) коллегию евангеликов – «Corpus Evangelicorum» и 2) коллегию католиков – «Corpus Catholicorum». Но если и решался вопрос единодушно и довольно быстро, непременно появлялись комментарии и возражения, которые затягивали на десятки лет заключительное его решение. То же было и в судах, где дело могло начаться еще при жизни главного истца и все еще тянуться тогда, когда от всей его семьи уже никого не оставалось в живых. Например, в 1772 году было насчитано 61 230 нерешенных дел; нашлись люди, которые высчитали, что со всеми пересмотрами, затяжками
Однако не одним только народом ощущалась необходимость в культуре: в ней сильно нуждались и высшие классы, усвоившие себе только внешний лоск цивилизации. При королевских и герцогских дворах предавались самому разнузданному веселью и безумной роскоши, беспощадно обирая своих подданных и вообще все бедное население, которое все терпело, не смея возмутиться. Как образец распущенности нравов и такого бесцельного, бессмысленного блеска, который в своем умственном и нравственном невежестве большинство высокопоставленных особ принимало за величие, связанное с их саном, можно привести герцогство Вюртембергское при герцогах: Эбергарде Людвиге (1693-1733 г.) и Карле Александре (1733-1737 г.). При одном – герцогством управляла порочная женщина – его любовница, госпожа фон Грэвениц, а при другом – всесильный еврей, Зюсс Оппенгеймер, который, так сказать, выжимал все соки из несчастного народа, лишь бы доставлять двору необходимые средства для необузданных кутежей. То же было при дворе курфюрста Саксонского, короля польского Августа II и при дрезденском дворе, где целые дни и ночи проводили в пикниках и маскарадах, разыгрывая из себя пастушек и крестьян, где романтизм достиг высшей своей степени, где был свободный доступ евреям и всяким искателям приключений, шулерам и мошенникам. Единственным и отрадным примером среди такой распущенности был прусский королевский двор, глава которого, сам король Фридрих I, не придавал значения внешней пышности и этикету, как это делали остальные, подражатели «Короля-Солнца» – Людовика XIV.
Фридрих не обнаружил во внешней политике ту смелость и силу, которой отличался его отец, но все же умел достойным образом поддерживать начатое им дело. Он весьма благоразумно держался во время запутанных и опасных столкновений Северной войны, а в войне за Испанское наследство, до полного окончания которой он не дожил, его войска, где бы ни приходилось им сражаться, действовали всегда смело и доблестно: при Гохштедте, под стенами Турина, при Рамильи. Достойными памятниками его царствования и его гуманных, миролюбивых наклонностей являются замечательные сооружения в Берлине: Берлинский замок, цейхгауз, мост с монументом курфюрста и в особенности университет, основанный в 1694 году, за которым осталась слава центра наиболее свободного направления учености и ума в Германии того времени. Богословские кафедры были в нем заняты друзьями Шпенера, которые были рады выйти из тисков ограниченного лютеранства и всей душой предались отраде иметь свободу слова и силой его приносить пользу людям невежественным и жаждущим христианской правды и истины. Особенно выдвинулся из числа таких искренних богословов Томазиус, обличитель невежественной веры в «колдовство и бесовщину», а с 1706 года и Христиан Вольф, опиравшийся на доктрины Лейбница, которые он разработал в научной и доступной форме в систематически изложенных печатных трудах. Его учение создало целую школу его последователей, чего не удалось ни Томазиусу, ни Лейбницу. Само устройство университета и его состава сложилось как нельзя удачно.
Удачен был также и выбор королем супруги, оказавшейся вполне достойной ему подругой по своему стремлению к поднятию литературного и научного уровня его государства. Дочь курфюрста Эрнста-Августа Ганноверского, София Шарлотта, была женщина весьма умная от природы и разносторонне образованная. Она особенно уважала Лейбница и ничего так не любила, как вести умный, серьезный разговор о вопросах, сильно интересовавших в то время таких выдающихся людей, как, например, Лейбниц и др. Гуманное и заботливое отношение Фридриха I к своему народу отразилось и на внешнем облике Пруссии. Свободомыслящий англичанин Толэнд, посетивший прусские владения, не нахвалится впечатлением, которое произвели на него хорошие дороги, тщательно вспаханные нивы, зеленые луга, красивые и прочные верстовые столбы с четкими надписями, благоустроенные постоялые дворы и гостиницы, которые резко отличались от виденных им за границами Пруссии.
Фридрих I, король Пруссии. Гравюра работы И. Г. Вольфганга с портрета кисти И. Ф. Венцеля
После смерти Фридриха в 1713 году на престол взошел его сын, Фридрих Вильгельм I. Несмотря на свои еще молодые годы (25 лет), он был уже отец семейства. В возрасте восемнадцати лет его женили на ганноверской принцессе, дочери Георга I, Софии Доротее, от которой у него родилось трое детей: двое умерли, а третий – кронпринц – родился в 1712 году. Правление молодого короля было совершенно противоположно по своему духу правлению его родителя и предшественника. Вильгельм, тотчас же по вступлении на престол, распустил весь придворный штат своего отца от высших до низших его представителей. Везде и во всем до крайности сократив издержки, он вычеркнул все, что относилось к внешнему блеску, ничего не прибавляя к королевскому достоинству, и в одном из своих писем прямо говорит: «Скажите герцогу Ангальтскому, что я не более, как министр финансов и фельдмаршал короля прусского».