Всемирный следопыт 1926 № 05
Шрифт:
— В конце концов, все это производит удручающее впечатление! Я был прав, настаивая на том, чтобы дать публике только зрелище пробуждения! Эти похороны отобьют у всякого охоту подвергать себя анабиозу! Хорошо еще, что этот шалопай Мерэ внес комическую ноту в этот погребальный хор.
— Вы правы и неправы, Гильберт, — ответил Карлсон. — Картина получилась невеселая, это верно. Но толпа должна видеть все от начала до конца, иначе она не поверит! У наших «покойничков» установлено контрольное дежурство. Они открыты для обозрения во всякое время дня и ночи. И если мы проиграли
— Чорт возьми! Я подозревал это! — вдруг воскликнул хирург, поднимая пробирку с какой-то жидкостью.
— В чем дело, доктор?
— А дело в том, что весь наш опыт и сама жизнь профессора Лесли висели на волоске. Как вы помните, при вливании химического раствора я обратил внимание на то, что жидкость стала мутной. Этого не должно было быть ни в каком случае. Я самолично составлял жидкость в условиях абсолютной стерильности. Теперь я хотел установить причины помутнения жидкости.
— И что же вы нашли? — спросил Гильберт.
— Присутствие синильной кислоты!
— Яд!
— Один из самых сильных. Убивает мгновенно, и от него нет спасения!
— Но как он туда попал?
— В этом весь вопрос!
— Это Артур Лесли! Неутешный племянник астронома! Вы помните, Гильберт, его просьбу и потом угрозу? Какой негодяй! А, ведь, смотрите, какое душевное прискорбие разыграл?
— Когда он мог это сделать? Кажется, он не подходил близко к аппаратам?..
— Да, — задумчиво проговорил хирург, — возможно, что тут замешаны другие. Быть может, сестра милосердия?..
— Нужно дать знать полиции! Ведь это преступление! — воскликнул возмущенный Гильберт.
— Ни в коем случае! — возразил Карлсон. — Это только повредит нам, особенно среди рабочих, на которых мы, в конечном итоге, рассчитываем. Будут говорить: они травят людей! И, в конце концов, что может сделать полиция? Кого мы можем обвинять? Артур Лесли — заинтересованное лицо. Но, что он замешан в преступлении, у нас нет никаких доказательств.
— Может быть, вы правы, — задумчиво проговорил Гильберт. — Но, во всяком случае, нам надо быть очень осторожным.
IV. Воскрешение мертвых.
Прошел месяц. Приближался день «воскрешения мертвых». Публика волновалась. Шли споры, удастся ли вернуть к жизни погруженных в анабиоз.
В ночь накануне оживления хирург, в присутствии Г ильберта и Карлсона, осмотрел тело Лесли и Мерэ. Они лежали, как трупы, холодные, бездыханные. Хирург постучал своим докторским молоточком по замерзшим губам поэта, и удары четко разнеслись по пустому залу, как-будто молоточек ударял по куску дерева. Ресницы покрылись изморозью от вышедшего из тела тепла.
При осмотре тела астронома наметанный глаз хирурга заметил на обнаженной руке небольшой бугорок под кожей. На вершине бугорка виднелось едва заметное пятнышко, как-будто от укола, а ниже — замерзшая капля какой-то
Хирург неодобрительно покачал головой. Соскоблив ланцетом замерзшую каплю, хирург осторожно отнес этот кусочек льда в кабинет и там подверг его химическому анализу. Карлсон и Гильберт внимательно следили за работой хирурга.
— Ну что?
— То же самое! Опять синильная кислота! Несмотря на все наши предосторожности, Артуру Лесли, повидимому, удалось каким-то путем впрыснуть под кожу своего обожаемого дядюшки несколько капель смертоносного яда!
Гильберт и Карлсон были удручены.
— Все погибло! — в отчаянии проговорил Гильберт. — Эдуард Лесли не проснется больше. Наше дело безнадежно скомпрометировано!
Карлсон бесновался.
— Под суд его, негодяя! Теперь и я вижу, что этого преступника надо предать в руки правосудия, хотя бы скандал и повредил нам!
Хирург, подперев голову рукою, о чем-то думал.
— Подождите, может быть, еще ничего не потеряно! — наконец, заговорил он. — Не забывайте, что яд был вспрыснут под кожу совершенно замороженного тела, в котором приостановлены все жизненные процессы. Всасывания не могло быть. При отсутствии кровообращения яд не мог разнестись и по крови. Если ядовитая жидкость была нагрета, то она могла, в небольшом количестве, проникнуть под кожу, которая, под влиянием тепла, стала более эластичной. Но дальше жидкость не могла проникнуть. По капле, выступившей в месте укола, вы можете судить, что преступнику не удалось ввести значительного количества.
— Но ведь и одной капли достаточно, чтобы отравить человека?
— Совершенно верно. Однако, эту каплю мы можем преспокойно удалить, вырезав ее с кусочком мяса!
— Неужели вы думаете, что человек может остаться живым после того, как яд находился в его теле, быть может, две-три недели?
— А почему бы и нет? Нужно только вырезать поглубже, чтобы ни одной капли не осталось в теле! Разогревать тело, хотя бы частично, рискованно. Придется произвести оригинальную «холодную» операцию.
И, взяв молоток и инструмент, напоминающий долото, хирург отправился к трупу и стал срубать бугорок, работая, как скульптор над мраморной статуей. Кожа и мышцы мелкими морожеными осколками падали на дно ящика. Скоро в руке образовалось небольшое углубление.
— Ну, кажется, довольно!
Осколки тщательно смели. Углубление смазали иодом, который тотчас замерз.
За окном начиналось уличное движение. У дома стояла уже очередь ожидающих. Двери открыли, и зал наполнился публикой.
Ровно в двенадцать дня сняли стеклянные крышки ящиков, и хирург начал медленно повышать температуру, глядя на термометр.
— Восемнадцать… десять… пять ниже нуля. Нуль!.. Один… два… пять… выше нуля!..
Пауза.
Иней на ресницах Мерэ стаял и, как слезинки, наполнил углы глаз.
Первый шевельнулся Мерэ. Напряжение в зале достигло высшей степени. И, среди наступившей тишины, Мерэ вдруг громко чихнул. Это разрядило напряжение толпы, и она загудела, как улей. Мерэ поднялся, уселся в своем стеклянном ящике, зевнул и посмотрел на толпу осовелыми глазами.