Всемирный следопыт, 1928 № 05
Шрифт:
— Но мне необходимо, — возразил я, — знать, через какого рода почву будет проходить бурав: песок, или глину, или мел, — каждый вид почвы потребует особого обращения.
— Тогда, скажем, — слизь, желе, — ответил Челленджер. — Да, теперь мы будем предполагать, что вашему буру предстоит пробить слой слизи. А теперь, м-р Джонс, я должен сосредоточиться на довольно серьезных вопросах и поэтому пожелаю вам доброго утра. Формальный контракт, с упоминанием суммы ваших расходов и всего прочего, вы можете подписать с главным руководителем работ.
Я поклонился и повернулся, чтобы итти, но, не дойдя до двери, остановился. Любопытство одолело. Он яростно писал, тупым пером царапая бумагу, и сердито посмотрел
— Ну, сэр, чего еще? Я надеялся, что вы ушли?
— Я только хотел спросить вас, сэр, какова может быть цель этого невероятного эксперимента?
— Прочь, сэр, прочь! — сердито крикнул он. — Старайтесь возвыситься над меркантильными и утилитарными коммерческими соображениями. Пошлите к чертям ваши испытанные деловые стандарты. Наука ищет знания. Узнать раз навсегда, кто мы, почему и где мы находимся — разве это не величайшее дело? Идите, сэр, идите!
И опять его огромная косматая голова склонилась над бумагами, и борода разметалась по столу. Тупое перо заскрипело еще пронзительнее прежнего.
Я ушел от этого необыкновенного человека, а в голове моей вихрем кружились мысли о странном предприятии, участником которого я только что стал.
Придя в свою контору, я застал широко улыбавшегося Тэда Мэлона, который ждал результатов моего визита к Челленджеру.
— Ну? — воскликнул он. — Не стало хуже? Ни драки, ни покушения на вашу жизнь? Наверно, вы были с ним очень тактичны. Что вы думаете о старике?
— Самый тяжелый, наглый, нетерпимый, самовлюбленный человек из всех, кого я встречал, но…
— Вот, вот! — перебил Мэлон. — Все мы доходим до этого «но». Верно: он именно таков, как вы говорите, и даже много неприятнее, но чувствуешь, что такого большого человека нельзя измерять нашей обычной меркой, и от него можно вынести то, чего не позволишь никому на свете. Не так-ли?
— Ну, я не настолько близко его знаю пока, чтобы уверенно ответить, но должен признаться, что если он не просто буйно-помешанный, и если то, что он утверждает — правда, тогда он действительно выдающаяся личность. Но правда ли?
— Разумеется, правда, — Челленджер всегда прав. Ну, до чего же вы договорились? Говорил он вам о Хенгист-Даун?
— Да, мельком…
— Ну, так поверьте мне, что это предприятие колоссально, — колоссально по замыслу и по выполнению. Он ненавидит всех журналистов, но доверяет мне, зная, что я не сообщу больше того, на что он меня уполномочит. Поэтому мне известны его планы, по крайне мере, многие из них. Это такая хитрая старая птица, что никогда не знаешь, что у него творится там, на донышке. Как бы то ни было, я знаю достаточно, и могу уверить вас, что Хенгист-Даун — совершенно конкретное предложение, почти окончательное. Мой вам совет: пока просто ждите событий, но подготовляйтесь к ним, приводите в порядок свои материалы. Вы довольно скоро получите известия или от него, или от меня.
* * *
Известия пришли от самого Мэлона. Через несколько недель рано утром он явился ко мне в контору:
— Я к вам от Челленджера, — заявил он.
— Вы вроде рыбы-пилота при акуле.
— Я горжусь тем, что для него я что-то значу. Он в самом деле удивительный человек. Все готово, и все его рассчеты подтвердились. Теперь ваша очередь, а затем он даст сигнал к поднятию занавеса.
— Не поверю, пока не увижу собственными глазами, но у меня все уже готово, упаковано, и остается только уложить на грузовик. Я могу приступить в любой момент.
— Тогда приступайте теперь же. Я отрекомендовал вас, как на редкость энергичного и пунктуального человека; смотрите, не подведите меня. Итак, отправимся по железной дороге, и по пути я сообщу, что вам предстоит делать.
Было ясное весеннее
Сэр:
По приезде в Хэнгист-Даун благоволите явиться в распоряжение мистера Барфорт, главного инженера, посвященного в мои планы. Мой молодой друг Мэлон, податель сего, также имеет к этому отношение и может избавить меня от непосредственных переговоров. В настоящее время мы закончили обследование некоторых феноменов шахты на уровне 14000 футов и ниже, которое всецело подтвердило мои гипотезы о природе массы планеты. Но требуются еще более веские доказательства, прежде чем я смогу произвести должное впечатление на ограниченные взгляды современного научного мира. Эти доказательства надлежит добыть вам, а они будут свидетелями. Спускаясь в лифте, вы заметите, что проходите постепенно: залежи вторичного мела, угольные пласты, девонские и кембрийские отложения и, наконец, гранит, через слой которого проходит большая часть нашего туннеля. Дно его в настоящее время покрыто тарполином [77] ), и я запрещаю вам снимать его слой, поскольку всякое грубое прикосновение к чувствительной внутренней пленке земного ядра может привести к чудовищным результатам. По моему распоряжению, поперек шахты укреплены две крепких балки, с настилом в двадцати футах над ее дном, и между ними оставлено небольшое пространство. Оно будет играть роль зажима для ваших приборов артезианского бурения, в частности, — для трубы. Бура в пятьдесят футов длиной вполне достаточно: на двадцать футов он будет опущен под настил, так что коснется непосредственно слоя тарполина. Если вы дорожите своей жизнью, не опускайте его ни на дюйм ниже. Тридцатифутовая часть бура будет высовываться над настилом и, когда вы установите его, мы определим, что в почву он войдет не меньше, чем на сорок футов. Поскольку субстанция почвы здесь чрезвычайно мягкая, я полагаю, что вам даже не понадобится двигательной силы, и труба собственной тяжестью проникнет в те слои которые мы еще не вскрыли. Этих инструкций совершенно достаточно для нормально-развитого человека, но я несколько опасаюсь, что вам потребуются дополнительные разъяснения, о которых сообщит мне наш юный друг Мэлон.
Джордж Эдвард Челленджер.
Легко представить себе, что к моменту прибытия на станцию Торрингтон, близ северной границы Саут-Даун, я был чрезвычайно взволнован. Поношенная каретка старенького Воксхолла ждала нас, и потащила за шесть-семь миль по проселкам и кочкам, глубоко взрытым колеями, доказывавшим, что здесь происходило оживленное движение. Сломанное колесо автомобиля лежало в стороне в траве, и, повидимому, не нам одним путь казался тяжелым. В одном месте, в стороне от дороги, лежал разбитый остов крупной машины, и мне показалось, что я различаю клапаны и пистоны гидравлического насоса.
— Это все работа Челленджера, — ухмыльнулся Мэлон. — Говорят, будто машина оказалось неточной на одну десятую дюйма, и он попросту вышвырнул ее вон.
— И, конечно, возникло судебное дело?
— Судебное дело? Дорогой мой, да, тут следует открыть постоянное отделение суда. У нас дел в суде хватит на целый год, да и правительству тоже. Старый чорт никого не боится. Это наше нормальное состояние — таскаться по судам. Ну, приехали. Дженкинс, вы можете нас пропустить.
Высокий человек с изуродованным ухом заглянул в автомобиль и подозрительно осмотрел нас. Узнав Мэлона, он приветствовал его: