Всемирный следопыт, 1928 № 12
Шрифт:
На другой день самцы влетели в устье Амура стремительной кучей. До их появления Амур спокойно плескался у берегов, ярко блестя на солнце. Неожиданно он зарябил, заиграл радужным блеском, и волны побежали на прибрежные отмели. На крутых берегах реки забегали, засуетились люди. Их лица, до этого сосредоточенные и угрюмые, внезапно оживились. Все они замахали руками и громко закричали:
— Хайко идет!.. Хайко… Хайко!
Многоголосый крик перелетал через горы, через тайгу и эхом отзывался в стойбищах гиляков, гольдов и ороченов. Дошел он и до русских промышленников-рыбаков.
— Хайко, хайко, хайко идет!..
— Вот она! Кета пошла, кета!..
— Хайко!..
— Осенний ход начался! Большой будет ход!..
На берегах мелких рек, притоков Амура, в грязных закоптелых юртах, в маленьких рыбачьих землянках, прибрежных зимовьях и высоких избах встрепенулись мужчины, женщины и дети. Они столкнули с берегов лодки и поспешно складывали в них снасти и остро отточенные зубастые остроги.
Тем временем в устье Амура прибывали все новые и новые партии самцов кеты. Весь путь в соленой воде они шли большею частью мирно, без ссор и драк. Но как только самцы попадали в пресную воду, их голова туманилась; рыбы яростно били хвостами по поверхности или ныряли в глубину реки. Если двое самцов оказывались рядом — их челюсти разжимались, выпуклые, с желтой оторочкой, глаза дрожали, и враги, как таежные хищники, кидались друг на друга. Еще не видя самок, они поднимали смертельный бой между собой за обладание ими.
Подобные моменты были самые подходящие для людей с острогами. Как только человек замечал пару драчунов, он поднимал высоко над головой острогу и целился в нижнюю рыбу. Сделав выпад назад, рука рыболова выбрасывалась вперед, и острога впивалась в жирное кетовое мясо. Раненая рыба, почувствовав боль и полагая, что она причинена соперником, еще глубже запускала во врага зубы. А человеку только это и было нужно. Взметнув острогу, он разом вытаскивал в лодку обоих ослепленных яростью бойцов. Один сидел на остроге, другой трепыхался в зубах противника…
Треугольнику везло попрежнему.
Несмотря на то, что Треугольник был силен и ловок, ему нередко доставалось от соперников. Один жирный и неповоротливый самец так крепко вцепился в него, что Треугольник чуть не остался без хвоста. К счастью, он во-время успел выпрыгнуть на речную поверхность. Этим маневром он заставил противника разжать зубы…
Шесть дней бесновались самцы в устье Амура. Они заполнили всю реку, забрались в предустьевые речушки, ручейки, но дальше не двигались.
Наконец на седьмой день в устье реки спокойно вошли самки. Они заметно отличались от самцов. Тело их было несколько длиннее и походило на прямоугольную коробку. Белый живот пух от икры. Когда рыба поворачивалась боком к солнцу, ее чешуя отливала бирюзово-желтоватыми темами.
Заметив самок, самцы сразу бросили драки и пошли к ним навстречу. Перемешавшись с самками, они густой стаей двинулись вверх по Амуру. В своем движении они взрябили воду, нагнали на берега мелкие волны и глухо шелестели на речных перекатах. Пороги, кусты, камышовые заросли
24
Гиляцкие кули — приспособления для ловли лососей.
Он и на этот раз благополучно миновал все препятствия. Рядом с ним резвилась и плескалась крупная самка. Она то-и-дело заигрывала с ним, и оба, отделившись от стаи, играли на речной поверхности. Но далеко отплывать от стаи они боялись.
Треугольник прошел со своей самкой почти половину пути, как вдруг его постигло несчастье… У берегов тихого ручья, куда они случайно заплыли, на них надвинулась небольшая стая кеты. Стая была возбуждена и никому не уступала дороги. По всем признакам, она должна была начать метать икру. Самки обнюхивали песчаное дно и, изгибаясь серебристым телом, часто колотили хвостом о песок. Стая оттолкнула от себя Треугольника, и он со своей спутницей оказался прижатым к каменистому берегу ручья. Внезапно в воду опустилась лохматая медвежья лапа, и на глазах Треугольника самка исчезла… Треугольник кинулся прочь от берега, проскользнул мимо предательской стайки и, устремившись по течению, вскоре оказался снова в Амуре.
Между тем в ручье творилось что-то невообразимое: более сильные отгоняли слабых к берегу, а там рыбу за рыбой, сопя от удовольствия, ловила пара жирующих медведей. Кончив ловлю, медведи выбрались на берег, отряхнулись от воды и заковыляли к добыче. Обнюхав свой улов, они отгрызли у кеты головы, а туловища снесли в лес, сложили кучей и забросали хворостом. Когда через несколько дней кетовое мясо стало разлагаться, медведи вернулись к своим запасам и уничтожили их…
Чем дальше продвигался Треугольник вверх по течению, тем чаще встречал он возвращавшуюся кету. По виду рыб он узнавал, что они давно отметали икру; беспомощно подергивая плавниками и отдавшись течению, они вяло тянулись к морю. Однако сильные стаи еще свежих, полных икрой и молоками, рыб не считались с беднягами, гнали их к берегу, на отмели, прямо в пасть врагов.
Увидев еще трепещущих рыб, чайки бросались на них и рвали на части. Орлы, вороны, кабаны, лисы, россомахи, хорьки, у стойбищ туземцев — собаки, а на диких таежных берегах — уссурийские волки, — все лакомились жирной кетой…
Чем дальше шла кета, тем реже становились стаи. Теперь они двигались небольшими партиями, некоторые даже в одиночку. Многие из них уходили в притоки Амура. Другие погибали.
Треугольник шел по Амуру третью неделю. Он был один, его стайка давно разошлась, а к другой он не пристал. С каждым днем его окраска и вид менялись. Он стал горбатым и неуклюжим; на боках появились красные поперечные полосы. Морда стала длинной, челюсти вытянулись, и обнажился острый ряд зубов, мелких и светлых, как у щуки.