Всемирный следопыт, 1929 № 01
Шрифт:
Рано утром Вылко, озябнув на кирпичах, проскользнул мимо ночных обитателей замка. Перед ним встала задача, — разыскать свое общежитие. У Вылки, как у жителя лесов, с детства была развита наблюдательность. Он заметил, что трамваи идут по самым оживленным улицам; поэтому он пошел по линии трамваев и вскоре вышел на мост, по которому проходил накануне. Перейдя мост, Вылко тотчас же увидел сад, а там уже не трудно было найти и огромный серый дом общежития.
В общежитии ему сделали строжайший выговор. Но администраторы напрасно старались распекать Вылку. Они могли сколько угодно бранить его не только на русском, но и на любом языке мира, — он все равно не понял своего преступления…
На
Вечер, проведенный в блуждании по улицам, и ночовка в разрушенном доме запомнились Вылке. Он все острее чувствовал ненависть к общежитию. Теперь все его мысли сосредоточились на том, как бы уйти на несколько дней в лес.
В первое же после этого происшествия воскресенье на рабфак пришла срочная телеграмма. Ее нужно было доставить одному из руководителей, находившемуся в этот день в Лесном институте и не имевшему телефона. Заведующий хозяйственной частью решил поехать туда сам. Увидав, что завхоз выходит на улицу, Вылко схватил первое попавшееся пальто и шапку и кубарем скатился за ним. Напрасно тот и мимикой, и жестами, и нарочито ломаными словами приказывал Вылке вернуться в общежитие. Вылко ни за что не хотел итти обратно.
Опасаясь, что на улицу выкатятся новые рабфаковцы, заведующий уступил, и они вдвоем поехали в Лесной. Вылку с особым провожатым пустили погулять в парке Лесного института. Парк с его вековыми деревьями, покрытыми лохмотьями снега, целиком захватил Вылку. Когда завхоз захотел отвезти его домой, Вылко чуть не в первый раз заговорил по-русски:
— Я гуляй лес!
Ему ответили:
— Ты гуляй домой.
Обе стороны стали горячиться.
Кончилось тем, что тот, кто звал «гулять домой», был повален лицом в снег, потерял пенсне, а желавший «гулять лес» оленем стрельнул по боковой аллее и скрылся из вида.
Завхоз поднялся со снега, мигая близорукими глазами. Перепуганный ужасными «возможностями», он кинулся разыскивать Вылку. Долго бегал завхоз по парку, громко крича. Поиски Вылки ничего не дали. Следы по снегу не помогли найти его. Вылко, как лесной житель, лучше других понимал предательство следов по снегу. По протоптанным сотнями ног дорожкам Вылко выбрался из парка и, покружившись по снегу, как волк, залег до темноты в заброшенном сарае.
X. Бандит или иностранец?
Настала ночь. Медленно, как хищник прокрался Вылко через проволочную изгородь в парк и, уже не разбирая, прямо по снегу пошел в чащу. Его зачаровала группа гигантских лохматых елей. Он быстро наломал веток и спичками, случайно оказавшимися в пальто, разжег костер. Вскоре пламя огромными языками начало лизать ночную темноту. Кочковатый снег, неподвижные ели на иссиня-черном небе, острые всплески пламени — все это подействовало на Вылку возбуждающе. Неожиданно для самого себя он завыл песню и стал кубарем кататься по снегу.
— Ой! ой! огонь! — пел Вылко. — Я тебя давно не видел, в доме тебя спрятали в прозрачный горшок. Ой, как тесно огню в доме! Ой, как тесно Вылке в доме! Вылко и огонь оба любят простор, лес. Ох, они любят свободу!..
— Ух! Ух! — взвизгивал Вылко, катаясь по снегу. Когда снег заползал под одежду, он вскакивал, вытряхивал его и продолжал плясать, приседать и петь свои импровизации…
Однако недолго продолжалось его счастье. Дикий вой, отблески огромного костра встревожили
А противник, устав кувыркаться, прыгал вокруг костра, хлопал в ладоши и горланил:
— Ой! ой! ой! Какое чудное время! Вылко песню поет, а огонь горит. Огонь прыгает. Вылко прыгает. Огонь…
Вылко прыгал вокруг костра, хлопал в ладоши и горланил…
Раздались три варианта громовых ругательств, и три пары рук прижали обалдевшего от неожиданности Вылку к земле.
Десятиминутная борьба дала следующие результаты: Вылко был связан, а у трех его противников оказались ранения: разбит нос, раздавлена губа и фонари под глазами. Что касается одежды, она больше всех пострадала у Вылки: так, например, больше половины брюк осталось у костра, на посиневших от мороза ногах трепались обрывки нижнего белья.
«Преступник», доставленный в отделение, поверг дежурного в полное смятение: никто из бандитов не стал бы в парке разводить костер, так как есть места удобнее и безопаснее; обрывки одежды говорили о хорошем материальном положении арестованного; сам «преступник» говорил на непонятном языке и не употреблял ни единого русского ругательства…
По всем этим признакам Вылку определили как иностранца. Трем ревнителям порядка были поставлены на вид излишек усердия и опасность подобного обращения с иностранным подданным. Это впечатление подтвердилось поведением Вылки. Он стучал по столу кулаками и грозно кричал на своем тарабарском языке…
Когда утром в милицию на всякий случай зашел старый ученый, к которому накануне приезжал заведующий хозяйством, — инцидент разрешился ко всеобщему удовольствию: милиция радовалась, что сплавляется с рук заморский гость, ученый — что беглец нашелся, Вылко— что увидел знакомое лицо. Фактически в происшествии пострадала лишь четвертая, безмолвная, сторона — государство: пришлось заново одеть Вылку.
XI. Вылко-рабфаковец и Вылко-дикарь.
Этот случай вызвал кое-у-кого из администрации сильнейшее недовольство и раздражение против Вылки; говорили о неисправимости его, о необходимости исключить и т. д. Однако все эти голоса затихли перед голосом профессора Б., разъяснившего, что стихийное влечение к природе у Вылки искоренять вредно и не нужно, а следует лишь регламентировать его, введя в известные рамки.
Рамки оказались следующие: одна сторона обязалась не уходить без разрешения и точного указания своего маршрута и возвращаться домой к определенному часу; другая сторона обещала, при условии выполнения вышеуказанных требований, отпускать на «волю» противную сторону.