Всемирный следопыт 1929 № 10
Шрифт:
Помещение рядом казалось пустым. Плотники, производившие в террариуме ремонт, выбегали наружу и, наклонившись над барьером, протяжно кричали:
— Ми-и-ша! А Ми-и-ша! Поборись!
На зов их из глубокой ямы в снегу поднимался огромный бурый медведь. Оглядев кричавших маленькими заспанными глазками, он неторопливо подходил к краю рва и некоторое время, казалось, раздумывал. А потом вдруг хватался передней лапой за локоть другой и с каким-то замысловатым движением головы и плеч делал вид, что кладет себя на обе лопатки. Исполнив номер, он так же неторопливо удалялся вглубь и, потоптавшись на снегу, укладывался спать.
Перед клеткой, находящейся несколько далее, рядом со входом в террариум, я провел довольно долгое время. В ней, как в общей камере, помещаются разного рода медведи: бархатно-черный уральский, бурые, несколько маленьких кавказских и, к моему удивлению, белый медведь. Нисколько не стесняясь неподходящим казалось бы для него обществом, он чувствовал себя превосходно, со всеми дружил, играл. В противоположность бурым медведям, всеядным, белый медведь — чистый хищник. Мне показалось странным такое мирное сожительство. Оказывается, медведи воспитывались вместе и с детства привыкли друг к другу.
Играя одинаково добродушно со всеми товарищами, белый медведь видимо только одного большого бурого медведя считал равным себе. С ним он не брезгал вступать в единоборство. Борьба велась по всем правилам искусства. Противники становились на задние лапы, обхватывали друг друга, пыхтели и кружились на месте как заправские борцы. Запрещенных приемов видимо не было. Даже «двойной нельсон» иногда пускался в ход, и крепкие медвежьи позвонки без труда выдерживали его. К зубам прибегали редко, разве только для того, чтобы подтянуть к себе убегающего противника. По силе бурый медведь уступал белому, но зато он более устойчиво держался на ногах. Ловкость у обоих была одинаковая: медвежья. Под хохот собравшихся зрителей борцы поочередно клали друг друга на обе лопатки.
Уральский медведь не принимал в борьбе никакого участия. Он предпочитал лежать отдельно, напоминая большого черного пса. По временам он вскакивал, подбегал к кавказской медведице, толкал ее боком и, делая вид, что убегает, мчался по площадке галопом, описывая большие круги. Медведи, несмотря на свой неуклюжий вид, в скорости бега не уступают самой резвой лошади.
Москвичам не приходится описывать кавказских медведей. Это их водят по площадям и бульварам поводыри, собирая толпы зевак. Кавказские медведи смышлены и смирны. Одну из медведиц зовут Зойка. Еще недавно Зойка свободно гуляла по парку и подпускала к себе сторожей. По пословице «с кем поведешься, от того и наберешься», она быстро переняла нравы медвежьего общества, в котором теперь находилась.
— Не войдешь, — уверенно говорит сторож, — задерет…
В еде Зойка не совсем аккуратна: она постоянно забрызгивала себя кровью. Тогда белый медгедь подходил к ней и усердно вылизывал ее густой мех. Эта забота о Зойкином туалете была не лишена некоторых корыстных расчетов: облизывая Зойку, белый пользовался кровью, до которой он такой охотник.
Медведи не лишены чувства юмора. Однажды я видел, как Зойка карабкалась вверх по обледенелому склону рва. Нужно сказать, что по этому склону медведи непрерывно скатывались вниз и так укатали его, что он стал похож на настоящую ледяную гору. Зойка карабкалась с трудом, скатывалась и снова карабкалась. Сидящий невдалеке бурый медведь с любопытством следил за ней. Когда Зойка казалось совсем достигла цели, бурый поднялся, схватил Зойку зубами за заднюю лапу, стащил вниз… и отошел в сторону. Глаза его лукаво блестели. Так повторилось несколько раз, пока Зойка с ревом не кинулась на обидчика.
Жили медведи дружно. За все время я ни разу не наблюдал серьезной ссоры, даже при раздаче пищи.
Если медведи разного возраста, такую уступчивость можно еще объяснить. Звери вообще питают большое уважение к старшим. Особенно это заметно у собак. Однажды вечером в цветнике Арбатской площади я видел, как маленькая толстая белая собачка с лаем кинулась из-под скамейки на проходившего мимо большого дога. И дог, который одним взмахом челюстей мог бы перекусить наглую собачку пополам, с визгом обратился в позорное бегство. В чем дело? — Очень просто: собачонка старше, и дог молчаливо признал за ней полное право кусаться.
Так же как и у людей, правом этим часто злоупотребляют. Редкая курица, например, если вы кормите ее вместе с цыплятами, сможет удержаться от искушения долбануть какого-нибудь из них в голову. Делается это не потому, что цыпленок виноват, а просто из принципа, из желания «поучить» молодежь. Бывают такие старухи: встретив детей, они обязательно скажут им что-либо неприятное, чтобы поучить, как нужно жить.
Медведей кормят по норме, что нисколько не мешает им попрошайничать, и надо сознаться, что делают они это мастерски. Становятся на задние лапы, машут вам «ручкой» или же садятся на снег и, ухватившись передними лапами за задние, раскачиваются как кресла-качалки. Растроганные зрители редко удерживаются от нарушения правил. Начинают бросать кусочки белого хлеба или конфеты прямо в бумажках. А некоторые, с умилением сказав: «Эх, надо бы ему что-нибудь дать», — нагибаются, ищут камешки и, нацелившись, стараются попасть в открытую пасть медведя. Что называется, вместо хлеба дают камень. Таких нещадно штрафуют.
Раз утром сквозь покрытые инеем ветви деревьев я увидел густой черный дым. Горел Поленовский музей. Пожар уже близился к концу. По обгорелой крыше бегали пожарные, отрывая листы железа. Шум привел медведей в необычайное волнение: они столпились у края своего помещения и с любопытством наблюдали за происшествием.
Через ворота рядом с домом Поленова каждый день на дровнях привозили мясо. Перед тем как въехать, возница долго и громко разговаривал с привратником. Вот почему мне казалось, что медведи попросту столпились в ожидании еды, принимая пожарных, бегающих по крыше, за поваров, готовящих для них ранний и вкусный обед.
IV
Я уже рассказывал о моей дружбе с маралом. Каждый день бежал к нему здороваться. Если он стоял далеко от решотки, я кричал:
— Марал! Маральчик!
От одиночества или потому, что принимал меня за нового сторожа, он подходил на звук моего голоса.
— Здорово, маральчик! — говорил я ему и ласково трепал его мокрую морду.
Впрочем я был осторожен, потому что марал иногда с сердитым писком начинал бить рогами о решотку. Ветвистые рога он носил легко, а между тем они должны были представлять значительную тяжесть. Как и у лося, они отпадают после брачного периода. Защищается марал не ими. Он становится на задние ноги, вздымается кверху и копытами бьет врага по голове.