Всеобщая история искусств. Искусство древнего мира и средних веков. Том 1
Шрифт:
Даже в таких произведениях романского искусства, где незаметно намеренное подражание древним образцам, художники достигают большой силы выражения и лаконизма. В витраже начала XIII века «Явление Павла Амвросию» (191) мы находим всего две фигуры; но несложный мотив чудесного явления страждущему человеку помощника выражен с человеческой трогательностью. Павел склоняется над ложем спящего Амвросия; ложе Амвросия поставлено слегка наискось, будто спящий приподнимается навстречу — ему. В греческом лекифе V века было тоже представлено таинственное явление (ср. 79). Но античный мастер подчеркнул обособленность фигур изящного юноши и обаятельно прекрасной девушки. Даже в византийских миниатюрах с их более подчеркнутым чувством (ср. 138) нет такой силы любви, такого могучего влечения людей друг к другу, как в этой несложной романской композиции. В ней незаметно вычурного узора линий, но грубые закругленные контуры
Вершина романского искусства — это скульптура западного портала Шартра (192). Скульптура Шартра занимает среднее место между школой Юга и традициями бургундской пластики, как Аттика занимает среднее место между Пелопоннесом и Малой Азией. Сливаясь с стройными столбами, обрамляющими портал, шартрские статуи исполнены стремительного порыва; самые статуи почти приравниваются к колоннам. Складки одежды, ниспадая, образуют правильные параллельные линии, подобие каннелюр. Но эти линии не низвергаются вниз, как складки кариатид Эрехфейона (ср. 82). В стройных, как стебли, шартрских фигурах движение, как сок, поднимается кверху и завершается, как нежным цветком, одухотворенными головами. Это движение обладает большой выразительностью: в нем и торжественное предстояние, и душевный порыв, и стремительность, и вместе с тем мужественная деятельная сила, превосходящая созерцательный образ византийской Оранты (ср. 136). Сквозь дробный узор складок одежды ясно проглядывает нежно обозначенная грудь одной из женских фигур Шартра. Некоторая сухость и даже манерность исполнения бургундских произведений (ср. 187) уступает место в Шартре величавой простоте форм и нежной пластике тела.
Граница между романским стилем и готическим падает на разное время в разных странах и в разных видах искусства. Во французской архитектуре это около 1150 года, во французской скульптуре около 1200 года. В Германии перелом происходит еще позднее. В готическом искусстве достигают большей зрелости и чистоты выражения многие черты романского искусства. Это касается и композиции храма, и понимания скульптуры и живописи. Но в готическом искусстве с его напряженным движением, переходящим порой в утонченность, теряются многие достоинства романского стиля: его спокойствие, уверенность и сила. Во всяком случае значение романского искусства далеко не исчерпывается тем, что оно служило ступенью, которая ведет к готике. Само романское искусство имеет большую художественную ценность.
Романское искусство имеет точки соприкосновения с византийским искусством и с развивавшимся в те же годы искусством ислама. Но романские мастера смелее, чем византийцы, порою совершенно по-варварски, обращались с классической традицией, и это помогало им быть более самобытными. Романских мастеров привлекали другие стороны античности, чем византийцев: византийцы продолжали традицию позднеантичной живописи и пространственной архитектуры; наоборот, романские мастера тяготели к объемности античной скульптуры и развивали пластическое начало в архитектуре. Романские памятники уступают памятникам ислама в тонкости выполнения. Их преимущество в выражении силы и материальности, человечности. В романских архитектурных памятниках больше расчлененности (144 ср. 182), в изобразительном искусстве больше глубины чувства (140 ср. 190).
Отпечаток варварского вкуса в романском искусстве имел большое историческое значение; в этом проявилась существенная подоснова всего западноевропейского искусства. Романское искусство сложилось в эпоху крепостного права; но, по образному выражению Энгельса, между античным рабом и средневековым крепостным стоял свободный франкский крестьянин. Многие навыки, воззрения, поверия, нравственные представления этой свободной поры были сохранены в толще народной массы. Народ был силой, с которой приходилось считаться создателям романского искусства. В романском искусстве лежат корни крестьянского искусства нового времени с его узорами, вышивками, резьбой, в котором из века в век повторялись многие выработанные в XI–XII веках мотивы. В условиях классового неравенства феодального общества эти народные мотивы и вкусы не могли получить дальнейшего развития. Они просачиваются и в позднейшее западноевропейское искусство: мы находим простонародную силу и в образах Джотто, и в живописи Караваджо, и порою у Рембрандта, особенно в его офорте «Голгофа» (1653 год), напоминающем романский рельеф.
Особенную привлекательность придает романскому искусству тот новый героизм, который после распада античного общества приобрел законченные формы в XI–XII веках. Еще Вико говорил о возвращении человечества к гомеровским временам, а Маркс отмечал «реальное чувство величия» в средние века. Правда, в средние века лишь знать обладала всеми общественными
Наступление средневековья знаменовало конец античной культуры. Но в эпоху сложения зрелого романского стиля античность как бы восстает преображенной. Человечество смогло подняться в XI–XII веках на новую и в некоторых отношениях более высокую ступень в сравнении с античной культурой. После тысячелетнего развития оно вышло из своих испытаний обогащенным, с более глубоким представлением о мире и человеке. На основе этого опыта Абеляр еще в первой половине XII века мог отстаивать чувство любви с той страстностью, которая была незнакома даже Алкею и Сафо. Правда, лучшие мастера Возрождения, и в том числе Микельанджело, отмахивались от варварского средневековья, и тяготели к античности. Но мы не поймем его могучего Саваофа или гневного Иезекииля, если забудем, что образы, вроде шартрского Иакова, были их далекими предшественниками.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Так про себя он думал: <Как смею я любить тебя. Мечта пустая. Тому вовек не быть».
Как? Лысый Павел преподобный, да вы ль так бойко говорите?
Вы злой тиран, мучитель, какого только свет рождал.
Святой Стефан об этом знал, побитый из-за вас камнями.
Во второй половине XII века в жизни средневекового общества происходят крупные перемены. Они в несколько десятилетий решительно изменили весь характер средневекового искусства.
По мере развития феодального хозяйства все больше чувствовалась потребность в обмене и торговле. Во всех странах Западной Европы, особенно во Франции, строятся новые города, «вилльнев», как их называли хроники. Они возникали вдали от старых центров культуры, укрепленных замков и монастырей, нередко на берегах судоходных рек, на перекрестках дорог. Здесь происходили встречи купцов из самых различных краев, съезжавшихся на ярмарки. Крестовые походы, очистившие морские пути от пиратов, содействовали оживлению заморской торговли и расцвету торговых городов. На первых порах города сохраняли зависимость от феодальных государей. Потом горожане, выплачивая подати сразу за весь год, стали объединяться и нередко путем настойчивой, доходящей до кровопролития борьбы добиваться от князей хартий вольности. Сюда бежали крестьяне, спасаясь от феодальных повинностей, не будучи в силах путем восстаний улучшить свое положение. За каменной оградой городов они как бы вновь обретали свободу, которую франкский крестьянин утерял с установлением крепостного права.
Возникновение средневековых городов-коммун не означало возрождения античных городов-полисов, основанных на рабовладении. В городах-коммунах ни имущественное неравенство, ни расслоение в цехах и гильдиях не успели еще подорвать уважения к труду. В Западной Европе еще долго сохранялись незыблемыми все основы феодального порядка. Но еще никогда люди труда, люди из простонародья не выступали так сплоченно и организованно, как в городах-коммунах.
Сложение новых жизненных условий сопровождалось широким умственным движением. Главной формой мировоззрения оставалась еще религия, но в новых религиозных учениях, ересях, находили себе выражение новые жизненные потребности людей. Старые священные тексты были по-новому прочтены, по-новому поняты. Многим бросилось в глаза, что крепостное право несовместимо с заветами христианства. Это вызвало стремление к временам первоначальных христианских общин. Движение принимало широко народный характер. Монахи, которые долгие годы отсиживались за стенами монастырей, должны были теперь пойти в люди, читать проповеди среди народа, искать выражений, понятных толпе; это наполняло религиозные учения новым человеческим содержанием. Церковь вела упорную борьбу с ересями, устраивала настоящие крестовые походы против непокорных. Но ереси вспыхивали повсеместно, захватывали огромные области, проникали во все слои населения.