Всеобщая история

Полибий

23. Когда на рассвете друзья царя стали собираться по обычаю в палатку и собственными глазами увидели это зрелище, все они переживали то же, что и царь: изумленные, они не верили своим глазам. Затем собрался совет и после долгих рассуждений о том, какой казни подвергнуть Ахея, решил: прежде всего отрубить несчастному конечности ⁴³, потом отсечь голову, труп зашить в ослиную шкуру и пригвоздить к кресту. Когда решение было исполнено и весть об этом распространилась в войске сирийцев, по всей стоянке поднялось такое ликование и торжество, что Лаодика, знавшая в Акрополе только об уходе мужа, догадалась о случившемся по беспокойному движению в войске. Впрочем, вскоре явился к Лаодике глашатай, сообщил ей об участи Ахея и потребовал отказаться от дальнейшего сопротивления и очистить Акрополь. Первое время защитники ничего не отвечали и разразились плачем и стенаниями не столько по расположению к Ахею, сколько потому, что несчастие было так необычайно и неожиданно для всех; потом, придя в себя, осажденные поняли всю затруднительность и беспомощность своего положения. Между тем Антиох, покончив с Ахеем, не переставал наблюдать за крепостью в том убеждении, что сами осажденные, скорее всего солдаты, доставят ему случай завладеть им; так и случилось. В среде осажденных начались распри, они разделились на партии, из которых одна примкнула к Ариобазу, другая к Лаодике; стороны не доверяли друг другу и вскоре обе сдались Антиоху,

выдали и крепость.

Так кончил жизнь Ахей. Хотя он сделал все, что требовалось предусмотрительностью, но пал жертвою вероломства людей, которым доверился. Потомство извлечет из этого примера двоякий весьма полезный урок, что, во-первых, никому не следует доверяться легко, во-вторых, что не подобает заноситься в счастии, памятуя, что мы люди и что нас может постигнуть всякое несчастие ( Сокращение).

24. ...Царь фракийских галатов, Кавар ⁴⁴, наделенный от природы истинно царским великодушием, обеспечил свободу плавания для купцов, идущих в Понт, а византийцам оказал важные услуги в войнах их с фракийцами и вифинами ( О добродетелях и пороках).

25. ...Полибий в восьмой книге своей истории рассказывает, что галат Кавар, во всех отношениях человек достойный, был развращен льстецом Состратом, уроженцем Халкедона ( Афиней).

...В царствование Ксеркса в городе Армосате ⁴⁵, лежащем в так называемой Прекрасной равнине между Евфратом и Тигром, царь Антиох вознамерился взять этот город осадою и расположился подле него лагерем. При виде сооружений царя Ксеркс сначала искал спасения в бегстве, но спустя некоторое время раскаялся в том, опасаясь, что с переходом столицы в руки неприятеля он может и совсем потерять царство ⁴⁶, послал сказать Антиоху, что желает вступить в переговоры с ним. Верные друзья Антиоха не советовали ему выпускать из рук юношу, убеждали захватить город и передать власть Митридату, сыну родной сестры его. Однако царь не внял советам друзей, вызвал юношу к себе, примирился с ним и даже сложил с него большую часть дани, которую должен был уплатить Антиоху отец Ксеркса. Теперь же он получил от Ксеркса триста талантов, тысячу лошадей и столько же мулов с упряжью, возвратил ему всю власть и выдал за него сестру свою Антиохиду. Истинно царским великодушием, какое он обнаружил в настоящем случае, Антиох снискал себе дружбу и расположение всех жителей страны ( О добродетелях и пороках).

26. ⁴⁷ ...Возгордившись в счастии, тарентинцы призвали к себе эпирота Пирра. Дело в том, что всякий народ, в долгом пользовании свободою и могуществом склонен бывает к пресыщению благополучием и начинает искать себе господина, а приобретя такового, вскоре чувствует ненависть к нему, потому что замечает в своем положении большую перемену к худшему. Так случилось тогда и с тарентинцами ( Сокращение ватиканское).

...Лишь только весть об этом пришла в Тарент и Фурии, народ возроптал ( Свида).

...Прежде всего заговорщики вышли из города под предлогом хищнического набега на врага и приблизились ночью к стоянке карфагенян; все прочие укрылись подле дороги в лесу, а Филемен и Никон подошли к укреплениям. Стража захватила их и препроводила к Ганнибалу; пленные не объясняли, ни кто они, ни откуда, и выражали единственное желание говорить с военачальником. Будучи вскоре приведены к Ганнибалу, они заявили, что желают говорить с ним наедине. Ганнибал дал им это свидание с полною готовностью; тогда, оправдывая себя и родной город, они высказали многочисленные разнообразные жалобы на римлян, дабы Ганнибал не подумал, что задумано такое дело без достаточного основания. Ганнибал на первый раз поблагодарил их, выразил полное сочувствие их решимости и отпустил, попросив прийти к нему для новых переговоров возможно скорее. Теперь он посоветовал, когда они отойдут на значительное расстояние от стоянки, оцепить стадо, выгнанное ранним утром на пастбище, вместе с находящимися при нем пастухами, и спокойно возвращаться в город; что касается безопасности их, то Ганнибал сам принимал на себя заботу об этом. Действовал он так с целью выиграть время для лучшего испытания юношей, а в то же время дать согражданам их доказательство того, что они как будто и в самом деле выходили за добычей. Никон и Филемен так и сделали, а Ганнибал радовался случаю, который может привести его предприятие к благополучному концу. Что касается Филемена и Никона, то они с большею еще ревностью отдались своим замыслам, во-первых, потому что переговоры удались, во-вторых, Ганнибал охотно принимал их предложение, в-третьих, наконец, потому что большая добыча не оставляла места подозрению в их согражданах. Часть добычи они продали, другая пошла на угощение, и они не только не утратили доверия тарентинцев, но еще приобрели себе многих сторонников.

27. После этого заговорщики вторично вышли из города, причем до мельчайших подробностей поступили так же, как и в первый раз, и заключили договор с Ганнибалом. Согласно условию, карфагеняне обязывались освободить тарентинцев, ни под каким видом не облагать их данью и не обременять какими-либо иными тяготами ⁴⁸, но с переходом города в их руки карфагеняне получали право грабить римские дома и подворья. Тут же принят был условный знак, по которому карфагенская стража свободно пропускала бы их в стоянку, как только они явятся. Благодаря этому Никон и Филемен получили возможность часто видеться с Ганнибалом, удаляясь из города под предлогом то хищнического набега ⁴⁹, то охоты. Когда все было готово к осуществлению плана, толпа сообщников выжидала благоприятного момента, а Филемена послали на охоту. Дело в том, что он был страстный охотник, и потому сложилось мнение, что для Филемена нет в жизни более приятного занятия, как охота. Вот почему заговорщики возложили на него задачу — дичью снискать себе благосклонность прежде всего начальника города, Гая Ливия ⁵⁰, потом стражи, охранявшей башню у так называемых Теменидских ворот ⁵¹. Приняв на себя это поручение, Филемен каждый раз возвращался с дичью, которую или сам добывал охотой, или же получал из склада, нарочно заготовленного для него Ганнибалом. Часть дичи он дарил Гаю, а другую отдавал привратной страже, и та охотно открывала ему калитку. Выходил он из города и возвращался в город большею частью ночью под тем предлогом, что боится неприятеля, на самом же деле потому, что приспособлялся к исполнению предлежавшей задачи. Филемен до того уже подружился ⁵²с привратной стражей, что не встречал с ее стороны ни малейшей задержки, и каждый раз, как только давал знать о своем приближении свистом, калитка перед ним открывалась. Тогда заговорщики стали выжидать дня, когда римский начальник города, по их расчету, должен был с раннего утра находиться вместе с несколькими товарищами в так называемом Музее подле рынка, — и условились с Ганнибалом действовать в этот день.

28. Ганнибал давно уже притворялся больным, дабы римляне не удивлялись, что в течение довольно долгого времени он остается все на том же месте; теперь он притворялся ⁵³больше

прежнего. Стоянка Ганнибала находилась на расстоянии трех дней пути от Тарента. С наступлением условленного дня Ганнибал выбрал из конных и пеших воинов наиболее поворотливых и отважных, всего тысяч десять человек, и приказал взять с собою припасов на четыре дня. Перед рассветом он велел сниматься с места ⁵⁴и двинулся в поход ускоренным шагом. Он распорядился, чтобы человек восемьдесят нумидийской конницы шли впереди всего войска стадий на тридцать и делали набеги по обеим сторонам пути; таким образом, рассчитывал Ганнибал, никто не заметит главного его войска; попадающиеся по пути неприятели или взяты будут в плен, или, убежав в город, будут рассказывать, что это не более как набег нумидийцев. Когда нумидийцы приблизились к городу стадий на сто двадцать**, Ганнибал велел своим войскам расположиться пообедать вдоль реки, текущей в глубоком овраге и потому неприметной. Здесь он собрал начальников и, не открывая им настоящего своего плана, только убеждал всех их доказать прежде всего храбрость, ибо никогда еще не ожидала их такая награда, как теперь; потом, говорил он, каждый начальник обязан в пути строго держать своих подчиненных под командою и жестоко наказывать всякого, кто покинет свое место в строю, наконец, слушаться его приказаний и ничего не делать по собственному усмотрению, исполнять лишь то, что он прикажет. С этими словами Ганнибал отпустил начальников, а с наступлением сумерек двинулся с передовым отрядом в поход, рассчитывая к полуночи достигнуть городской стены. Проводником служил Филемен, для которого был заготовлен дикий кабан на случай, если понадобится.

29. Гай Ливий, как и предвидели юноши, с раннего утра находился вместе с друзьями в Музее; чуть не в самый разгар попойки на закате солнца он получил известие о набеге нумидян на окрестности. Не предполагая ничего другого, он призвал несколько начальников и велел им выступить к рассвету с половиною конницы, чтобы помешать опустошению окрестностей неприятелем; теперь еще меньше, чем прежде, он мог предполагать широкие замыслы у Ганнибала. Между тем Никон и Трагиск с сообщниками, когда стемнело, все собрались в городе и поджидали возвращения Ливия и его товарищей. Так как попойка началась с утра, то Ливий и другие пировавшие скоро поднялись из-за стола. Большинство заговорщиков поджидало его в некотором расстоянии, а другие юноши направились толпою навстречу Гаю, забавляя друг друга шутками, совершенно как люди, возвращающиеся с пирушки ⁵⁵. Так как Ливий и друзья его были под влиянием вина больше возбуждены, чем заговорщики, то за встречею их тотчас последовали смех и шутки с обеих сторон. Повернув назад ⁵⁶, заговорщики отвели опьяневшего Ливия домой, где он и лег почивать; оно и понятно: попойка длилась целый день, и Ливию в беззаботном веселье и на мысль не приходила какая-либо забота или опасность. Тогда Никон и Трагиск соединились с прочими юношами, образовали три отряда и заняли стражей удобнейшие проходы к рынку, дабы не оставаться в неизвестности относительно того, что приходило извне и что творилось в городе. Стража была поставлена и у дома Гая, ибо заговорщики хорошо знали, что при малейшем подозрении римляне прежде всего обратятся к Ливию, и все мероприятия будут исходить от него. Когда участники пирушки разошлись по своим домам и производимый ими шум улегся, когда весь город погрузился в сон, ночь проходила, а надежды заговорщиков не ослабевали, тогда они собрались в одно место и приступили к исполнению замысла.

30. Между юношами Тарента и карфагенянами состоялся следующий уговор: Ганнибал должен подойти к городу с восточной стороны, обращенной к материку, в направлении к так называемым Теменидским воротам, и возжечь огонь на могиле, именуемой у одних могилою Гиакинфа, у других Аполлоновою ⁵⁷, а Трагиск и его сообщники должны со своей стороны возжечь огонь в городе, лишь только заметят огонь карфагенян. Затем Ганнибал и карфагеняне, потушив огонь, должны мерным шагом направляться к городским воротам. По заключении уговора юноши прошли через населенную часть города к кладбищу. На восточной стороне города Тарента находится множество могил, потому что покойники хоронятся у них даже в настоящее время внутри городских стен согласно известному древнему изречению оракула. Говорят, некогда божество изрекло тарентинцам, что лучше и полезнее для них будет жить совместно с усопшими ⁵⁸. Изречение оракула тарентинцы поняли так, что они наилучше устроят свою жизнь, если покойников будут оставлять внутри городских стен, почему и погребают умерших по настоящее время внутри городских ворот. Итак, помянутые выше юноши по достижении могилы Пифионика ждали с тревогою, что будет дальше. Когда же Ганнибал с войском приблизился к городу и подал условный знак, заговорщики с Никоном и Трагиском во главе при виде огня воспрянули духом и зажгли ответный факел, а когда заметили, что карфагеняне потушили огонь, то стремительно, бегом бросились к воротам. Они желали до прихода карфагенян перебить поставленную на башне стражу, а карфагеняне, как было условлено, шли тихим шагом. План удался, стража была захвачена благовременно, и тогда как одни из заговорщиков заняты были избиением стражи, другие рубили запоры. Ворота быстро раскрылись, и тут же вовремя подоспел с войском Ганнибал: он верно рассчитал потребное для перехода время, так что с приближением к городу вовсе не потребовалось остановки в пути ⁵⁹.

31. Так, вступление карфагенян в город совершилось согласно уговору без всяких препятствий и при полнейшей тишине. Поэтому заговорщики полагали, что главная часть предприятия их удалась, и они смело уже направились к площади по широкой улице, ведущей от Глубокой. Конницу в числе не менее двух тысяч человек Ганнибал оставил за стеною, желая иметь ее в запасе против нападения извне, а равно на случай каких-либо неожиданностей, неразлучных с подобными предприятиями. Приблизившись к площади, Ганнибал остановился с войском и нетерпеливо ждал вестей о Филемене, опасаясь, как бы не потерпеть неудачи с этой стороны. Дело в том, что когда карфагеняне зажгли огонь и решили идти к воротам, они в то же время послали к соседним воротам Филемена с кабаном на носилках и около тысячи человек ливиян: Ганнибал желал, чтобы согласно первоначальному плану успех предприятия обеспечен был разом в нескольких пунктах, а не в одном только ⁶⁰. И вот когда Филемен подошел к стене и по обыкновению свистнул, явившийся тотчас страж спустился к калитке. Находясь по ту сторону ворот, Филемен попросил открывать поскорее, так как им тяжело нести дикого кабана, и страж с радостью поспешил открыть ворота в надежде воспользоваться плодами счастливой охоты Филемена, так как часть добычи всегда доставалась и на его долю. Занимая при носилках переднее место, Филемен вошел в калитку первым, за ним последовал другой носильщик в одежде пастуха, как бы один из поселян, затем вошли еще двое, поддерживавшие дичь сзади. Когда все четверо очутились по сю сторону калитки, они положили на месте впустившего их стража, пока тот благодушно осматривал и ощупывал кабана; потом спокойно и не торопясь пропустили в калитку следовавших за ними воинов, впереди всех ливиян, человек триста. Вслед за сим одни стали рубить запоры, другие умертвили помещавшуюся на башне стражу, третьи с помощью условных знаков звали за собою ливиян, находившихся пока за стеною. Когда и эти вошли беспрепятственно, Филемен направился, как было условлено, к площади. При виде Филемена с войском Ганнибал возликовал, ибо предприятие удалось так, как он желал, и приступил к завершению дела.