Всевидящее око
Шрифт:
– Может, вторая сторона хотела отомстить Фраю? Убийство на почве мести старо как мир. Не далее как несколько недель назад я желал отомстить сразу двоим и был бы рад их гибели.
Он начал ходить вокруг моего стула – совсем как я ходил вокруг качалки в ту жуткую ночь, разоблачая нагромождения его лжи. Кажется, я уже где-то писал, что это был мой излюбленный прием – кружить вокруг подозреваемого. Не всегда, но весьма часто этот прием давал свои результаты. Даже голос По звучал совсем как у меня тогда. Он говорил
– Обратимся теперь к другой стороне, задумавшей и осуществившей убийство Лероя Фрая. Назовем ее «Огастас». Эта сторона, едва успев повесить кадета, была удивлена и напугана появлением первой стороны и поспешила удалиться в свое жилище в… Баттермилк-Фолс. Сторона «Огастас» утешала себя тем, что ее никто не видел. Однако на следующее же утро сторону «Огастас» неожиданно вызвали в Вест-Пойнт. Думаю, несложно угадать первую мысль, мелькнувшую в голове убийцы: «Разоблачен!» Так, Лэндор?
«Да, – хотелось ответить мне. – Да».
Всю дорогу до академии Огастас молил Бога, в которого не верил.
– Едва ли мы можем представить себе шок, который испытала сторона «Огастас», когда во время беседы с первыми лицами академии узнала, что мертвое тело кадета Фрая подверглось жестокому надругательству. Надругательство над телом Фрая надежно покрывало преступление, совершенное самим Огастасом. И более того, командование академии обратилось к Огастасу за помощью в поиске злоумышленников. Какой неожиданный поворот событий! Поневоле подумаешь, что Бог решил тебя спасти.
– Сомневаюсь, чтобы Огастас считал это «божьим промыслом», – сказал я.
– Бог или дьявол – какая разница? Можно сказать, что Провидение послало ему Сильвейнуса Тайера, и это не будет преувеличением. Нашего Огастаса поставили во главе расследования обстоятельств гибели Лероя Фрая. Ему позволили свободно передвигаться по расположению академии, сообщили все необходимые пароли и отзывы. Огастас получил официальный статус. Он мог говорить с кем угодно. Никто не следил, сидит ли он в гостиничном номере или… набрасывает петлю на шею другой своей жертвы.
Как бы там ни было, но все эти обстоятельства помогали Огастасу играть роль блестящего сыщика, острый нюх которого в сочетании с природным умом способствовали раскрытию… им же самим совершенного преступления.
По прекратил свои кружения. Его глаза блестели, словно рыбья чешуя.
– А в результате его ухищрений участники той, первой, стороны, названной нами «Артемус и Лея», должны были получить вечное клеймо убийц.
– Здесь вы не правы, – с усмешкой бросил я ему. – Ничего вечного не существует. Их забудут, как и всех нас.
До сих пор По разыгрывал спектакль. Для меня. Для себя. Но эти слова заставили его сломать все декорации, порвать все костюмы и, оставив всякие иносказания, броситься на меня. Уверен, он был готов меня ударить,
– Достаточно, что я их не забуду. Я не забуду, как вы смешали с грязью их имена.
– Они и сами неплохо постарались, – ответил я.
Он отошел и согнул пальцы в кулак, будто и в самом деле собирался меня ударить.
– А еще я не забуду, как вы всех нас дурачили. В особенности меня. Наверное, я был главным дурнем в вашей игре. Так, Лэндор?
– Нет, По. Вы были моей отдушиной. Я понял это с нашей первой встречи в саду Тайера. Вот так, друг мой.
По было нечего на это возразить, и его обвинительная речь утихла сама собой. Он сел на диван, обхватил себя руками и вперился в пространство.
– Странно, что вы ничего не сказали о моих дурных манерах, – воскликнул я. – Я ведь совсем забыл предложить вам промочить горло. Как насчет виски?
Его тело слегка напряглось.
– Неужели вы боитесь, что я вас отравлю? Виски я буду наливать у вас на виду и даже сделаю первый глоток из вашего стаканчика.
– Это уже лишнее, – смущенно ответил По.
Я налил ему «на два пальца», себе – чуть больше. Одновременно я с интересом наблюдал за собой. Удивительного, когда я наливал виски, руки у меня не дрожали, а если и пролилось, то не больше капли.
Я подал ему стаканчик, взял свой, сел и сделал первый глоток. Установилась блаженная тишина. Такая же тишина обволакивала нас в гостиничном номере, когда мы уставали говорить или когда бутылка была почти допита. И тогда мы просто сидели и молчали.
Но сейчас я не мог позволить этой тишине окутать и поглотить нас. Я нарушил ее.
– Сожалею ли я о том, что события приняли такой оборот? Да, сожалею. Хотя вряд ли это подходящее слово.
– Я не нуждаюсь в ваших извинениях, – холодно ответил По.
Он медленно крутил в руке стаканчик, наблюдая игру света в оранжевой жидкости.
– Мне хотелось бы получить ответ на несколько вопросов, – сказал По. – Можете и не отвечать, если не настроены.
– Почему же, отвечу.
По изучающе взглянул на меня. Наверное, прикидывал, как далеко я позволю ему зайти.
– Начну с записки, найденной в руке Фрая. По его мнению, кто послал ему эту записку?
– Разумеется, Пэтси. Он всегда пялил глаза на нее. Конечно, надо было потом забрать у него записку. Но я торопился.
– А корова и овца – ваших рук дело?
– Моих. Я рассудил: у тех двоих мне тоже придется вырезать сердца, чтобы все это выглядело делом рук сатанистов.
– И давало бы вам алиби, – добавил По.
– Да, и давало бы мне алиби. И поскольку я не обладал блестящими хирургическими способностями Артемуса, пришлось вначале поупражняться на несчастных животных.