Всевидящее око
Шрифт:
Я сделал большой глоток и теперь медленно переливал виски изо рта в горло.
– Должен сказать, никакие упражнения на животных не могут до конца подготовить к вырезанию человеческого сердца.
Мне вспомнился звук пилы, вгрызающейся в человеческую плоть. Треск ломающихся костей, густая мертвая кровь. Потом нужно было перерезать все артерии, идущие к этому «мешочку» величиной с кулак. Дело хлопотное и… грязное во всех смыслах.
– Коровье сердце в дровяной ящик Артемуса подбросили тоже вы? – спросил По.
–
– И все же вы сумели вырвать у Артемуса признание, а он согласился оговорить себя, чтобы уберечь сестру. Потому вы и не побежали к Хичкоку, а полезли в подземелье один. Вам не требовалась правда. Вам нужны были признания невиновных людей.
– Учтите: если бы я вначале побежал к Хичкоку, то вряд ли сумел бы спасти вас. Не знаю, чем бы закончился этот ритуал, не вмешайся я.
«Возможно, тебя бы бросили умирать в подземелье», – подумал я, но делиться своей мыслью с По не стал.
Он заглянул в почти опустевший стаканчик. Облизал губы. Наверное, думал над моими словами.
– И вы бы допустили, чтобы Артемуса повесили за… ваши преступления?
– Нет, конечно. После того как я расквитался бы со Стоддардом, я бы что-нибудь придумал. Во всяком случае, собирался.
Он допил виски. Я предложил еще, но По, к моему удивлению, отказался. Наверное, не хотел, чтобы хмельные пары туманили ему разум.
– Про Боллинджера вы узнали из дневника Фрая? – спросил он.
– Естественно.
– Значит, все эти листы, которыми вы каждое утро потчевали капитана Хичкока…
– Были настоящей расшифровкой дневниковых записей, – сказал я, упреждая его вопрос. – Просто я кое-что утаивал от него.
– Имена Боллинджера и Стоддарда вы, конечно же, утаили от капитана?
– Да.
– Боллинджер, – повторил По, и тревога мелькнула на его лице. – Он… когда вы… он сознался?
– Да, под принуждением. Фрай тоже сознался. Оба вспомнили ее имя и имя хозяйки дома. Они даже вспомнили, в чем Мати была одета. Они сообщили мне множество подробностей. Единственное, никто из них не выдал своих товарищей. Здесь оба держались до конца.
Я помнил, как они твердили: «Не скажу… не скажу». Я тут же прогнал мысленную картину, не позволив ей развернуться.
– Мне было бы куда легче и проще, если бы я сразу узнал оба имени. Но у них, видите ли, существовало нечто вроде кодекса чести. Впрочем, чему я удивляюсь? У закоренелых преступников тоже есть свой кодекс чести.
Лицо моего гостя помрачнело.
– Только Стоддард, – пробормотал он. – Только Стоддард избежал вашего возмездия.
«По моей вине», – хотел сказать я, однако не сказал.
Не знаю, поверишь ли ты, читатель, но из всех моих действий, совершенных во имя любви и ненависти, из всех недоконченных дел, о которых я сожалею, это
– Вы правы, – сказал я По. – Стоддард сбежал, и у меня нет ни сил, ни желания его преследовать. Я лишь надеюсь, что остаток своей никчемной жизни он проведет, постоянно озираясь и вздрагивая при каждом стуке в дверь.
Мой гость смотрел на меня. Наверное, пытался увидеть черты того человека, с которым когда-то вел долгие беседы.
– Они поступили ужасно и гадко, – сказал По, отводя взгляд. – Даже не как звери. Гораздо хуже. Но вы, Лэндор… вы же человек закона.
– К дьяволу закон, – спокойно ответил я. – Закон не уберег Мати. Закон не вернет мне ее. Что человеческие законы, что божественные – больше они для меня ничего не значат.
По замахал руками.
– Но ведь после случившегося с вашей дочерью вы могли бы на следующий же день обратиться к командованию Вест-Пойнта. Прямо к Тайеру. Он бы нашел виновных и заставил признаться…
– Я не хотел их признаний. Я хотел их смерти.
По протянул руку за стаканчиком, поднес к губам и, убедившись, что виски выпито, поставил обратно.
– Спасибо, Лэндор, что просветили меня, – тоном благовоспитанного мальчика произнес он. – Если вы не возражаете, я задам еще один, последний, вопрос.
– Задавайте.
Его напряженное молчание подсказывало мне, что мы подошли к некоему рубежу.
Почему в помощники вы выбрали меня? – спросил он. – Я знаю, вам предлагали Другие кандидатуры. Почему вы остановили выбор на мне?
Я взглянул в свой стаканчик. Он тоже почти опустел.
– Не все обладают такой проницательностью, как вы, По. Опасной для меня проницательностью. И тогда я решил сделать вас своим помощником. Пока вы находились под моим влиянием, вы не видели правды.
Он кивал в такт моим словам, и его подбородок с каждым разом опускался все ниже.
– А что теперь, когда я пусть запоздало, но все-таки увидел правду?
– Остальное зависит от вас. Раз вы явились сюда один, думаю, вы еще никому не рассказали о своих открытиях.
– Даже если бы и рассказал, – угрюмо буркнул По. – Вы слишком умело замели следы. Чем я докажу вашу вину? Парой записок, которые мог написать кто угодно? Стихотворением, похожим на поэтический бред?
Лист со стихотворением все еще лежал на столе, весь в складках, с утолщенными начальными буквами. Я осторожно коснулся краешка бумаги.