Всевидящее око
Шрифт:
Постепенно ее гнев стал утихать. Проведя рукой по лбу, мисс Маркис отвернулась и уже глухим, каким-то не своим голосом сказала:
– Простите меня, мистер По. Даже не знаю почему, но иногда я бываю сущей фурией.
Я уверил мисс Маркис, что никаких извинений не требуется и что меня лишь тревожит ее состояние. Трудно сказать, насколько утешили ее мои слова. Мне показалось, что мисс Маркис вообще забыла о моем присутствии. Потянулись долгие, тягостные минуты. Я чувствовал себя крайне неуютно; поверьте, мистер Лэндор, мне даже захотелось бежать без оглядки. И вдруг я заметил перемену в поведении мисс Маркис. Она дрожала.
– Вы никак озябли, мисс Маркис? – спросил я.
Она
Я предложил ей накрыться моим плащом. Мисс Маркис не отвечала. Я повторил свое предложение и вновь не получил ответа. Тем временем ее дрожь усилилась. Я глядел на прекрасное лицо мисс Маркис и не верил своим глазам: оно было искажено страхом и еще каким-то чувством, которое не поддается описанию.
– Мисс Маркис! – воскликнул я.
С таким же успехом я мог взывать к ней из глубокой пещеры – она меня не замечала. Мисс Маркис целиком находилась под властью неведомого мне, но ощутимого страха. Страх бывает необычайно заразителен. Вскоре и мое сердце начало бешено колотиться, а руки и ноги одеревенели. Глядя на искаженное лицо мисс Маркис, я был готов поклясться, что она видит некоего злейшего и коварнейшего призрака, смертельно опасного для нас обоих.
Я стал озираться по сторонам. Страх сменился яростью; я был готов сразиться с любым чудовищем, угрожающим спокойствию моей спутницы. Я обвел глазами каждое дерево, заглянул под каждый камень и даже несколько раз обошел вокруг памятника. Никого!
Должно быть, вас удивляет явное противоречие: то я пишу о призраке, угрожающем мисс Маркис, то начинаю вести себя так, будто поблизости прячется человек или зверь. Но прошу вас, мистер Лэндор, поймите мое состояние. И потом, мне хочется быть честным перед вами и не выставлять себя храбрецом там, где я испытывал неподдельный страх.
Результаты поисков немного успокоили меня. Я повернулся к своей спутнице и… Место, где только что стояла мисс Маркис, было пусто. Она исчезла!
Отчаяние, охватившее меня, было всепоглощающим. Оно владело всеми моими мыслями и направляло все мои действия. Более того, я ощущал исчезнувшую мисс Маркис… потерянной частью себя. Про скорый вечерний парад я даже не вспомнил. Я был готов пожертвовать чем угодно, только бы еще раз увидеть ангельское лицо мисс Маркис. Я бегал от дерева к дереву, от камня к камню. Меня вынесло на аллею. Я бежал, оглядываясь на каждое бревно и пень. Я искал в траве и возле ручья. Я кричал ее имя древесным жабам и малиновкам, западному ветру, заходящему солнцу и окрестным горам. Ответом мне было только эхо. Я настолько обезумел, что выскочил на самый край кладбища, к отвесному обрыву, и стал смотреть вниз, каждое мгновение боясь увидеть ее безжизненное тело распростертым на камнях.
Ну не могла же она бесследно испариться! Я продолжал свои отчаянные поиски, пока не обратил внимание на куст рододендрона. Он находился ярдах в пятидесяти от того места, где я в последний раз видел мисс Маркис. И вдруг за частоколом почти оголенных ветвей я увидел женский башмак и часть ноги. Я бросился туда, продираясь сквозь упрямые ветви… На холодной каменистой земле лежала бледная Лея Маркис.
Я опустился перед ней на колени и замер, перестав даже дышать. Ее голубые глаза были полуоткрыты, но они не видели меня. На губах блестела пенистая слюна. Ее тело вздрагивало в судорогах. Ничего подобного я еще никогда не видел. Надо ли говорить, как я перепугался за жизнь мисс Маркис?
Она находилась без сознания. Я застыл рядом и с тревогой ждал, что будет дальше… Постепенно судороги ослабли, и (о счастье!) к ней вернулось обычное дыхание.
Потом слегка качнулись ее веки, дрогнули ноздри. Хвала небесам! Она была жива!
Лицо мисс
– Мисс Маркис! – позвал я.
Если бы у меня в запасе была тысяча лет жизни и бездна слов, то и тогда я бы не смог описать всю лучезарность улыбки, появившейся на ее прекрасном перепачканном землей лице.
– Я так виновата перед вами, – сказала она. – Вы не могли бы проводить меня домой? Мама всегда беспокоится, когда меня долго нет.
Рассказ Гэса Лэндора
19
17 ноября
Я лишь грустно улыбнулся, дочитав до конца отчет По. Парень не виноват, что не распознал симптомов. У него в семье не было священников, а их нередко зовут для исцеления этой болезни. Даже моего отца, который скорее заморозил бы чью-то душу, чем исцелил ее… даже его весьма часто приглашали по такому поводу. Я особенно хорошо помню одно семейство. У них была ферма в соседней долине. Всякий раз, когда с их сынишкой случался припадок падучей болезни, они хватали бьющегося в судорогах ребенка и спешили к моему отцу, требуя чуда. Ведь сказано же в девятой главе Евангелия от Марка, что Иисус исцелил мальчика, страдавшего падучей. Может, и преподобный Лэндор с Божьей помощью попробует?
И мой отец добросовестно пытался сотворить чудо. Он опускал руку на сотрясающееся детское тело и повелевал бесам выйти вон и оставить этого ребенка в покое. Бесы послушно выходили, чтобы через день или через неделю вселиться в мальчишку снова… Через какое-то время эта семья перестала докучать нам.
Помню, отец мальчишки говорил, что его сын «одержим бесами». Я сам тогда был немногим старше этого ребенка и добросовестно пытался увидеть изгоняемых бесов. Но бесы не показывались. Наверное, думал я, они невидимые. Что касается несчастного мальчишки, он казался мне большой куклой, совершенно пустой внутри…
Делать какие-либо выводы пока было рано. На данный момент я располагал лишь отчетом По. Но если я правильно угадал болезнь Леи Маркис… у этой девушки были все основания называться Старой девой печали. Даже не печали, а скорбей – Дева скорбей. Еще не видя мисс Маркис, я искренне сочувствовал ее участи, ибо кто знает, как долго ее тело сможет выдерживать натиски этой страшной болезни?
Мне вдруг вспомнились слова из отчета По: «…Смерть (в особенности смерть прекрасной женщины) видится мне величайшей и высочайшей темой для стихов». Он был прав, мой маленький петушок.
Я думал об этом, идя на похороны. Сегодня тело Лероя Фрая должны были предать земле. Не знаю, завернули ли его в погребальный саван (спрашивать об этом не хотелось). На публике гроб не открывали. Шестеро бомбардиров сняли его с катафалка и несли до вырытой могилы.
Я согласен с По: вряд отыщется лучшее кладбище, чем вест-пойнтское. И вряд ли отыщется лучшее время для похорон, чем ноябрьское утро, когда туман клубится у самых ног, когда ветер свистит между камней и голых кустов, а с деревьев падают багрово-красные листья. Последние листья года. Падают и ложатся красными гирляндами вокруг белых крестов.