Всевидящее око
Шрифт:
Но чего не отнять у тех певичек – они пели с чувством. Здесь же… думаю, даже галерные рабы вкладывали в пение больше чувств, чем Лея Маркис нынешним вечером. Она сидела с абсолютно прямой спиной и барабанила по клавишам с добросовестностью заводной куклы. В какой-то момент я решил, что пытка окончилась. Руки Леи поднялись над клавишами, однако тут же опустились снова, а ее голос зазвучал на верхних нотах:
Шаги его гулки,Шаги его звонки,Шаги его гулки и звонки…Избранная Леей октава была слишком высока для ее контральто. Чтобы взять
Мне вспомнились птицы Папайи – узницы клеток. Лея Маркис представлялась мне одной из таких птиц. Увы, никто не знал, как открыть клетку и выпустить ее на волю. А песня продолжалась (наверное, легче было бы остановить морскую волну, чем эту песню). Лея спустилась на басовую октаву. Ее руки вдруг обрели новую силу, выколачивая звуки из клавиш. Чуть ли не в каждом аккорде какая-то нота выпадала из общего ритма, внося диссонанс в следующий аккорд. Инструмент едва выдерживал такое издевательство над собой и был готов встать на дыбы. Но Лея продолжала играть и петь:
От гулких шагов,От звонких шагов…Впервые за этот вечер По отвернулся в сторону, словно его возлюбленная находилась в другом конце гостиной. Артемус, не стесняясь, заткнул уши. Состояние миссис Маркис, заварившей всю эту кашу, я так и не смог определить: хозяйка находилась в трансе (от восхищения или испуга – тоже не знаю). Она сверкала глазами, а кадык дрожал от проглатываемой слюны.
«Боже милосердный, сколько же куплетов в этой песне?» – в отчаянии думал я.
Солдат – вот о ком я мечтаю!Солдат – вот о ком я мечтаю!Куплетов оказалось всего три. Думаю, Лея пела не более пяти минут. Когда песня окончилась, мы все повскакивали на ноги и зааплодировали с таким неистовством, будто от этих хлопков зависела наша жизнь. Миссис Маркис хлопала громче остальных. Ее ноги выплясывали тарантеллу. Не выдерживая пронзительного голоса супруги, доктор заткнул уши.
– Спасибо, дорогая! – кричала миссис Маркис. – Я же знала, что ты не посрамишь мать. Мне только очень хочется… я скажу об этом сейчас и больше не заикнусь… Лея, не зажимай голос. Он у тебя должен литься вширь, – здесь миссис Маркис рубанула воздух невидимой саблей, – а не карабкаться вверх. Пение – не подъем на высокую гору. Это путешествие в… резонанс. Между прочим, я тебе это уже говорила, моя дорогая.
– Алиса, – с укоризной произнес доктор Маркис.
– Разве я сказала что-то обидное?
Не получив ответа от мужа, миссис Маркис обвела вопрошающим взглядом всех остальных, после чего вновь обратилась к дочери:
– Лея, девочка моя, скажи честно, разве я тебе сделала больно?
– Нет, мама, – холодно ответила Лея. – Я ведь тебе тоже говорила: чтобы сделать мне больно, нужно сильно постараться.
А почему у всех такие скучные и насупленные лица? – с непосредственностью ребенка удивилась миссис Маркис. – Зачем нам собираться, если мы не умеем быть веселыми?
В ее глазах блеснули слезы.
– Вы только взгляните, как под луной серебрится снег! Какое чудо, а мы совершенно разучились радоваться. Почему?
– Мама, мы радуемся, – сказал Артемус.
Тон его был вовсе не радостным. Просто он в очередной раз исполнял
148
«Old Colony Times» – песенка о трех незадачливых парнях. Появилась в начале XIX в. и была популярна на протяжении нескольких десятков лет.
– Мистер Лэндор, вы вполне сыты? – деловито спросила она. – Вы мне правду говорите? Ну, тогда замечательно. Будьте любезны, сядьте ко мне поближе… Я так рада, что вы к нам пришли. Жаль только, что Лея сегодня не в ударе. В другое время она бы вас не разочаровала.
– Я… честное слово… грешно сетовать на…
– Вы просто очень деликатный человек, мистер Лэндор. Удивляюсь, как с момента вашего появления в Вест-Пойнте вы не стали объектом интриг.
– Каких интриг, миссис Маркис?
– Женских, мистер Лэндор! Не думайте, будто я слепа к проделкам женщин. Их атаки погубили больше мужчин, чем все войны, вместе взятые. Уверена: кто-нибудь из местных дам наверняка мечтает сосватать за вас свою дочь-дурнушку.
– Право, не знаю. Мне трудно в это поверить.
– О, будь у них такие дочки, как Лея, вы бы сейчас не удивлялись моим словам. Лею здесь всегда считали «лакомым кусочком». Если бы не ее… своеобразие, у нее бы не было отбоя от женихов. Но у моей девочки слишком много… идеалов. Я всегда считала, что рядом с нею должен оказаться мужчина более зрелый и опытный. Тот, у кого хватило бы терпения воздействовать на нее ласковыми уговорами и направить ее на стезю, предназначенную ей Богом и природой.
– Мне думается, ваша дочь сумеет самостоятельно разобраться в подобных вопросах, – осторожно возразил я.
– Ах, мистер Лэндор! – громко перебила меня миссис Маркис. – В ее возрасте я тоже считала, что обойдусь без материнских советов. Спорила с матерью. Но сейчас понимаю, насколько она была права. Кто, как не мать, лучше знает, какая партия нужна ее дочери? И потому я при всяком удобном случае твержу своей девочке: «Лея, тебе нужен человек в годах. Желательно вдовец. С ним ты будешь по-настоящему счастлива».
Сказав это, миссис Маркис наклонилась и пару раз слегка дотронулась до моей руки. Казалось бы, обычный жест, но… я вдруг почувствовал себя в клетке с крепкими железными прутьями. Дверца захлопнулась прежде, чем мне удалось выпорхнуть.
Стараниями миссис Маркис ее последние слова слышали все, кто находился в гостиной. И все глядели на меня сквозь прутья клетки. Артемус, как мне показалось, просто оторопел от материнских откровений. Лея стояла с остекленевшим взглядом, плотно поджав губы. Зато у кадета четвертого класса По щеки горели как от хорошей оплеухи, а губы стали синими. Мой юный друг едва сдерживался. Финальная «шутка» миссис Маркис удалась на славу. Но и этого ей было мало.