Всевышнее вторжение
Шрифт:
– Буквальный перевод слова «руте» – прут, веник, – объяснил Херб Ашер. – Этот инструмент делается из прутиков ротанга и похож на маленькую метёлку. Его используют для игры на большом барабане. Уже Моцарт вводил руте в свои партитуры. А ещё две арфы с несколькими исполнителями для каждой. Кажется, все… Плюс, естественно, обычный симфонический оркестр, в том числе и полная струнная секция. Попросите, чтобы на их микшерном пульте придавили немного струнные, я наслушался струнных по самое это место. И постарайтесь, чтобы были хорошие солисты, и сопрано, и альт.
– Это всё? – спросил динамик.
– Вы становитесь жертвой его бреда, – вмешался полицейский.
– А вы знаете, – сказал динамик, – ведь он разговаривает
– Причин две, – сказал Херб Ашер. – Во-первых, моя жизнь на одной из планет звёздной системы CY30-CY30B. Там под моим попечением находилась целая батарея сложной электроники, как видео, так и аудио. Я принимал передачи базового корабля, записывал их, а потом передавал другим куполам своей планеты и нескольких соседних. А ещё на моей ответственности лежали связь с Фомальгаутом и все местные аварийные сигналы. А вторая причина состоит в том, что мы с пророком Илией держим в Вашингтоне, округ Колумбия, розничный магазин аудиопродукции.
– Плюс тот факт, – добавил полицейский, – что вы сейчас находитесь в анабиозе.
– И это тоже, – согласился Херб Ашер. – Конечно же.
– А ещё с вами беседует Бог, – не унимался полицейский.
– Только не про музыку, – возразил Херб Ашер. – Тут я и сам разбираюсь. Другое дело, что он стёр все мои записи Линды Фокс. И он химичил со входным…
– Существует другая вселенная, – объяснил полицейский своему далёкому коллеге, – где эта Линда Фокс жуть как знаменита. Мистер Ашер летит в Калифорнию, чтобы встретиться с ней. Слишком уж лихо для мёртвой колоды, лежащей в криостате, но таковы уж его планы, вернее – были его планы, пока в них не вмешался я.
– Я всё ещё собираюсь туда лететь, – сказал Херб Ашер и прикусил язык. Теперь они без труда его выследят, даже при удачном побеге. Это нужно же было так разболтаться!
– Похоже, блок самоконтроля уведомил мистера Ашера, что им допущено неосторожное высказывание, – сказал пристально смотревший на него полицейский.
– А я-то всё думал, когда же этот блок включится, – продребезжал динамик.
– Теперь я не могу лететь к Линде, – сказал Херб Ашер. – Не могу и не полечу. Я вернусь в систему CY30-CY30B, в свой купол. Эта система вне вашей юрисдикции. И Велиал там не правит, там правит Ях.
– Вы же вроде бы сказали, что Ях сюда вернулся, – заметил полицейский, – и что теперь правит он.
– В процессе этого разговора стало ясно, что он здесь ещё не правит, – сказал Херб Ашер. – Что-то пошло не по плану. Я начал догадываться об этом, когда услышал струнную музыку. А потом ещё вы прицепились ко мне и сказали, что я нахожусь в розыске. Может быть, всё провалилось и победил Велиал. Все вы тут прислужники Велиала. Снимите с меня наручники или я вас убью.
Полицейский медленно, с крайней неохотой, снял с него наручники.
– Мистер Ашер, – заговорил динамик, – мне кажется, что ваши высказывания полны противоречий. Вот задумайтесь над ними и быстро поймёте, почему вы производите впечатление психически ненормального человека. Сперва вы говорите одно, а потом совершенно другое. Было недолгое просветление, когда вы говорили о Второй симфонии Малера, да и то, скорее всего, потому, что вы торгуете аудиопродукцией. Это последний уцелевший клочок вашей, когда-то целостной, психики. Если вы сдадитесь офицеру, вам не грозит никакое наказание, к вам будут относиться как к больному, каковым вы, конечно, и являетесь. Ни один судья не осудит человека, говорящего то, что говорите вы.
– Верно, – поддержал коллегу патрульный. – Вы только расскажите судье, как Бог беседовал с вами из бамбукового куста, и он тут же отпустит вас на все четыре стороны. Особенно если вы признаетесь, что вы отец Бога…
– Формальный
– Даже и так, – сказал полицейский, – судья будет потрясён.
– Сейчас идёт великая война, – сказал Херб Ашер, – война между Богом и Велиалом. На кону стоит судьба вселенной, её физическое существование. Направляясь на Западное побережье, я считал – я имел основания считать, – что всё идёт хорошо. Теперь я в этом не уверен, теперь я думаю, что произошло нечто страшное и зловещее. Наилучшим тому доказательством являетесь вы, полиция. Если бы Ях уже победил, никто бы не стал меня перехватывать. Я не полечу в Калифорнию, потому что это поставило бы под удар Линду Фокс. Вы её, конечно же, найдёте, но она не знает ровно ничего; в этом мире она – не более чем молодая певица, которой я пытался помочь. Оставьте её в покое. Оставьте в покое меня, оставьте в покое нас всех. Вы не знаете, кому вы служите. Вам понятно, что я сказал? Вы состоите на службе у зла, хотя сами, конечно же, так не думаете. Вы механизмы, приведённые в действие старым ордером на арест. Вы не знаете, в чём я виновен или в чём меня обвиняют; для вас загадка то, что я говорю, потому что вы не понимаете ситуацию. Вы действуете по правилам, которые к ней не применимы. Сейчас небывалое время. Происходят небывалые события, небывалые силы вышли на бой друг с другом. Я не полечу к Линде Фокс, но, с другой стороны, я ещё не знаю, куда я направлюсь вместо этого. Обращусь, наверное, к Элиасу, может быть, он подскажет, что мне делать. Перехватив меня, вы сбили влёт мою мечту, а может быть, и её мечту, мечту Линды Фокс. Я обещал, что помогу ей стать звездой, а теперь неизвестно, смогу ли я исполнить это обещание. Время покажет. Всё определит конечный исход, исход великой битвы. А вас мне жаль при любом исходе, ваши души уже погублены.
Молчание.
– Необычный вы человек, – сказал наконец полицейский. – Чтобы там ни творилось с вашей головой, вы – единственный в своём роде. – Он на несколько секунд погрузился в раздумья. – Это никак не похоже на обычное сумасшествие. Это вообще не похоже ни на что, из виденного мною или слышанного. Вы рассуждаете обо всей вселенной – более чем о вселенной, если такое возможно. Вы ошеломили меня и даже отчасти напугали. Теперь, послушав вас, я сожалею, что перехватил вашу машину. А стрелять в меня не надо. Я отпущу вашу машину на все четыре стороны и не буду вас преследовать. Мне бы очень хотелось забыть то, что я услышал за последние минуты. Все эти разговоры о Боге и противнике Бога, о страшной битве, которая, похоже, уже проиграна – в смысле, проиграна Богом. Это никак не вяжется с тем, что я знаю и понимаю. Летите куда хотите. Я постараюсь вас забыть, и вы можете смело забыть меня.
Полицейский усталым движением поправил защитную маску.
– Вы же не можете так вот взять и отпустить его, – заволновался динамик.
– Очень даже могу, – сказал полицейский. – Я могу отпустить его и забыть всё, что он тут говорил.
– Так всё же это записано, – напомнил динамик.
– Было записано, а теперь я стёр, – сказал полицейский, нажимая кнопку на поясе.
– Я думал, что битва закончена, – сказал Херб Ашер. – Я думал, что Бог победил. А Бог не победил. Я знаю это, несмотря даже на то что вы меня отпустили. Но может быть, это некий знак. Я вижу в вас отзывчивость, некоторую долю человеческого тепла.
– Я не машина, – сказал полицейский.
– Но долго ли так будет? – спросил Херб Ашер. – Не знаю. Что будет через неделю? Через месяц? Во что мы все превратимся? Во что и под воздействием какой силы?
– Мне просто хотелось бы быть подальше от вас, как можно дальше, – сказал полицейский.
– Прекрасно, – сказал Херб Ашер, – это очень легко устроить. Но кто-то должен сказать миру правду, – добавил он. – Правду, которую я вам сказал: Бог вышел на битву и терпит поражение. Кто может это сделать?