Всей нечисти Нечисть...
Шрифт:
– - Был у меня период в жизни... целый приход мне руку целовал. Проповедь читаю, а сам думаю: что за дребедень несу?! Крутишься, как уж на сковородке, и к каждому слову придумываешь боголепное объяснение. Обыкновенный проходимец, который умел глаз вырвать и без руки оставить. Выгода немалая, целая организация на пустом месте. Мешки не таскаешь, зарплата стабильная. И понеслась моча по трубам. Приходит человек и кается, и советы какие-то спрашивает... Как у Бога... А я Бога не слышу, не вижу, не понимаю, потому что Бог в моем представлении должен интеллектуальным быть, уметь все царства мира показать, обнять, защитить... И вот, приводят как-то ко мне одержимый бесом. Корчит его, голос из него идет, а голос ну до того знакомый... Получается, не Дьявол, братки наши уселись на хребет. Через неделю приход оставил и вернулся в мир.
– - Ты
– - рассмеялся Виткас.
– - Да-да, я был там, и видел, чем мои братья зарабатывают на жизнь, -- неохотно признался Валимир.
– - Был... Ой, кем я только не был, -- тяжело вздохнул он.
– - Я бы, может, и вампиром стал, если бы барракуда моя не заболела, и бабка моя на нее всякую бяку не положила. Кормить нас надо было, ну она и в глаз поплевать, и курицу зарезать, чтобы кровью помазать, и свечечкой обнести, и руками помахать, и на икону подсадить... А как положила, так и поняла: здоровье внучка оставлять желает лучшего. Лучшим, конечно, был бы я, но вот вопрос, как добраться до барракуды? Обременила она себя богатым приданным и позволила себе печатать государственную валюту, а самый влиятельный вампир опозорил мою жену, присвоив половину моего состояния. И давай бабка бяку свою снимать, а она не снимается. Всегда так, экстрасенс всем помогает, кроме себя, потому что себя не смоешь. С тех самых пор я безутешен. Но за трудное время, проведенное в глубоких размышлениях, я почему-то передумал становиться вампиром. Вполне устраиваю себя, как человек. Ты понял, что я тебе тут наговорил?
Виткас отрицательно и утвердительно покрутил головой.
– - Я так и подумал. Я бы тоже не понял на твоем месте, будь я воспитан в традициях нравственной чистоты, -- с отчаянием в голосе проговорил Валимир, нервно прохаживаясь взад-вперед.
– - Но когда я догадался, что жизнь повернулась ко мне задницей, я начал искать способ стать самым подлым и безнравственным типом. Поэтому мне все равно, чего ты обо мне напридумал.
– - А чего не стал?
– - усмехнулся Виткас с горечью. Он смотрел вдаль, на горы, и как будто не видел ничего. В глазах его застыло столько боли, что Валимир содрогнулся.
– - Поздно спохватился, -- признался Валимир.
– - говорю же, обошли меня. В принципе, я парень неплохой, из меня можно даже веревки вить...
– - Он вдруг резко упал перед Виткасом на колени, схватил за край куртки, зарыдал громко и безутешно, как не рыдал Виткас, когда узнал о смерти брата.
– - Я хочу жить! Я хочу жить! О, как я хочу жить!
– - слезы катились по его лицу крупными горошинами.
Виткас растерялся. Он испуганно смотрел на Валимира, пытаясь поднять его с колен, оглядывался на лагерь, в котором горн протрубил второй раз, созывая людей на работу.
– - Перестань, перестань, нас увидят... Придумаем что-нибудь, ну, не реви... ты же почти вампир...
– - Голос Виткаса становился то мягче, то тверже, то умоляющим...
Валимир поднялся с колен, став почти на голову выше Виткаса. Слезы мгновенно высохли. Он отряхнулся и проворчал:
– - Такой ты мне нравишься больше. Но именно так ты будешь рыдать, когда мы придем в лагерь. Припадешь к ногам Их Величеств и будешь умолять рассказать, как погиб твой брат, что он кричал, какими словами матерился, как долго бежал от лавины... И будешь целовать подолы... брюки ее будешь целовать: ах, Ваше Величество, как бы я хотел быть на месте брата своего, как он был горд, что умирал на ваших глазах, как я благодарен вам, мстить поклянешься, тем кто, не иначе, бомбу на той треклятой горе оставил... Ну, придумаешь, за что благодарить эту клыкастую сволочь. Или оборотней...
– - А зачем?
– - пожал плечами Виткас.
– - Чтобы тебя не съели, дурачок!
– - проворковал Валимир.
– - Вампирам такие молебны нравятся, они от этого дуреют. Подозревать перестанут, а то, вы, горцы, народ горячий, мало ли чего... Они от тебя молитвы не ждут, а ждут, что ты правду начнешь искать, Наверное, они вас, подрывников, тоже посчитали не слишком нужными, -- он улыбнулся, решив не говорить другу, что слышал разговор оборотней. Наверное, известий для одного человека за одно утро Виткасу было достаточно.
– - Три горы прошли, а ни разу не понадобились, зато возни с вами, как ни с кем другим, и оружие при вас. Значит, слабое звено. Опасно такую группу держать под боком, когда факты насильственных смертей уже не скроешь. Двадцать восемь человек -- это только начало. Еще ночью человек десять. А теперь подумаем, что нам делать.
– - Бред какой-то... Да нет, я верю, но не укладывается в голове... Правда, бред...
– - Когда не знаешь, болит вот здесь, -- Валимир прижал руку к груди Виткаса, -- а когда знаешь, ужас вот здесь, -- он постучал себя по голове.
– - Сидишь, бывало, смотришь новости и видишь, пятнадцать тысяч человек -- все в синяках, ползают в ногах нескольких тварей, которые обобрали их до нитки. И они осанну поют. И лица наглые, опьяненные кровью. Или тринадцать тысяч, которые вдруг потеряли память... Или четыре миллиона наркоманов, которые сделать с собой ничего не могут -- и такие же твари, как те, что посадили их на иглу, выжигают им мозги электрошоком и бьют дубинками, чтобы одну мерзость перебить своей. Или миллион сумасшедших, с повышенной половой активностью, или пять миллионов сирот, у которых родители с пробитой головой... А три миллиона бездомных, которые не могут вспомнить, как на улице отказались? А двадцать миллионов обманутых вкладчиков, которые картинками и посулами соблазнились?
– - Валимир тяжело вздохнул.
– - Всему есть причина и законное следствие. И церковь наша все видит, все понимает, и рассуждает так: половина смертники, зато половина паства. Пир во время чумы. И заткнул бы глаза, закрыл уши, но враг стоит и прямо, и за спиной. Бегу-бегу... И вот сейчас смотрю и думаю, или враг повсюду, или на месте стоял все это время, или бегу той же дорогой, по которой враги идут. Черт, надо же было так вляпаться!
– - Если знаешь, зачем пошел?
– - раздраженно бросил Виткас.
– - Я на драконов хотел посмотреть. Понять, что они из себя представляют, -- признался Валимир.
– - И тут я не умнее тебя, который не знает.
– - А что нам делать?
– - Виткас осунулся. Он был напуган и расстроен.
– - Вот тут я сам, знаешь ли, в полной растерянности, -- задумался Валимир, сунув руки в карман и встав рядом с Виткасом.
– - Скоро полнолуние, оборотни уйдут за Маней и Борзеевичем. Если балом и вправду правит Дьявол, думаю, троица убьет их всех. Бог не такие армии ложил к ногам пророков. Ну, или оборотни завалят Маньку и Борзеевича -- пророки долго не живут. Но нам это ох как не на руку. Мне бы узнать, за что они там Дьявола зацепили...
– - он кивнул на дерево.
– - Столько лет прошло, а он все еще из кустов плюет!
– - Откуда знаешь, что Дьявол тот самый Бог?
– - А какой еще Дух мог бы сказать про себя: Я Жив? И прийти к человеку и помучить его? А огонь и сера? Оружие-то у Бога и у Дьявола одинаковое! Огонь -- вот он, и сколько бы не бегали, серость наша впереди нас бежит. Видел я этого Дьявола пару раз!
– - признался Валимир неохотно.
– - Перебросились мы с ним как-то в картишки разок...
Брови Виткаса поползли вверх. Он снова смотрел на Валимира, как на сумасшедшего.
– - Я на картах собаку съел, и вот сажусь играть. Мужик так себе, пальцы едва гнутся. И раз он у меня выиграл, и второй, и третий... Ну, думаю, не ты, Дьявол играет вместо тебя. А тут ба!
– - и вправду Дьявол. Сидит и ухмыляется. Я же говорю, вижу иногда. Он как бы сам по себе, печать на головке гладит, и, несомненно, умнее. Я ему поклонился, и говорю: "Здравствуй, Отче!" А он мне: "Ну, здравствуй, блудный сын! Как, корчит тебя болезнь? Может, помолишься, наконец, на Помазанника моего? Слаб ты и имя твое... не в почете у меня". Я говорю: "Э, нет, я некрещеный, а если хочешь, я тебе бумагу от попа выправлю!" Он еще раз ухмыльнулся и был таков, а печать у этого... Крученая! Это у меня пальцы не гнулись, и глаза отвалились! Позади все время зеркало висело, а я смотрю на него и не вижу.
– - Ты Дьявола Отче назвал? Любопытная деталь, я всегда думал, что Бог -- это любовь.
– - А как его называть, если других богов не встречаю? Он один лыбится с каждой булатной головушки. Они же у него штампованные все. Посмотри кругом, все одной головой думают, и каждый уверен, что уж он-то не такой как все... Любовь, конечно. Какой вампир скажет, что Бог не любит его, если он тебя под ноги ему ложит?
– - Валимир закусил губу, с горечью взирая на лагерь.
– - Нам бы как-то вырваться от гадов и схорониться, а потом, если выживем, спустимся в проклятую землю и наймемся, а хоть бы батраками. Лучше быть батраком, чем покойником. У меня выбора нет, но есть вопросы к этой самой Маньке. Круто она! Я всегда считал себя первым лицом в государстве, а теперь получается, что не я...