Вскрытие показало...
Шрифт:
– Однако помощница могла и ошибиться, – сказал Эмберги, – ведь пояс упоминается в отчете.
– Конечно, от ошибок никто не застрахован.
– Тогда возможно, – предположил Таннер, – что этот коричневый пояс, заявленный в распечатанном отчете, взялся из компьютера. Не исключено, что журналист – или кто-то по его просьбе – проник в базу данных. Информация оказалась неточной, потому что сами записи в компьютере были неточные.
– Или информация была получена непосредственно от санитара, который не отличит пояса от колготок, – парировала я.
Эмберги отвернулся от компьютера
– Надеюсь, доктор Скарпетта, вы сделаете все необходимое, чтобы обеспечить секретность ваших отчетов. Пусть девушка, которая отвечает за компьютеры, сменит пароль. Во что бы то ни стало, слышите? И отчитайтесь о проделанной работе в письменном виде.
Уже выходя из кабинета, Эмберги продолжал давать ценные указания:
– Копии должны быть разосланы в соответствующие инстанции. Постоянно следите за безопасностью и принимайте необходимые меры заблаговременно.
С тем Эмберги и удалился. Таннер следовал за ним по пятам.
Когда все плохо, я готовлю. Это по крайней мере у меня получается всегда.
Некоторые после скверного дня идут играть в теннис, другие доводят себя до изнеможения в тренажерном зале. Одна моя приятельница из Корал-Гейблз любила свалить на побережье и там, лежа в шезлонге, снимать стресс посредством солнца и порнографического романа. Своим коллегам – а работала девушка судьей – она никогда бы не призналась, что читает подобные книги. Большинство копов стресс смывают пивом в забегаловках.
Я никогда не увлекалась спортом, а в пределах досягаемости не наблюдалось ни единого подходящего пляжа. Напиться и забыться – вообще не мой стиль. А на готовку у меня, как правило, не бывает времени. И хотя моя любовь к еде не ограничивается итальянской кухней, именно спагетти, пицца и лазанья удаются мне лучше всего.
– Тереть нужно на самой мелкой терке, – наставляла я Люси, перекрывая шум воды из-под крана.
– Да-а, на мелкой тру-удно, – ныла Люси.
– Зрелый пармезан сам по себе твердый. Смотри, костяшки не обдери.
Я вымыла зеленый перец, грибы и лук, вытерла их насухо и положила на разделочную доску. На плите закипал соус, который я сама делала прошлым летом из помидоров, базилика, орегано и толченого чеснока – всегда держу соус в холодильнике для таких вот случаев. Колбаса и подрумяненная постная говядина обсыхали на салфетках. Тесто пыхтело под влажным полотенцем, раскрошенный сливочный сыр моцарелла дожидался своего часа в миске. Когда я покупала сыр в своем любимом магазине на Уэст-авеню, он еще был в рассоле. Моцареллу привозят прямо из Нью-Йорка. При комнатной температуре он мягкий, как масло, а если его растопить, становится как тянучка.
– А мама всегда покупает какие-нибудь консервы и добавляет к ним ветчину, – сказала Люси, переводя дыхание. – Или приносит готовую еду из супермаркета.
– И это весьма прискорбно, – ответила я, зная, что говорю. – Разве такое можно есть? – Я начала шинковать овощи. – Вот когда мы были маленькие, мы бы к подобной еде и не притронулись. Ну разве что твоя бабушка подержала бы нас с недельку на хлебе и воде.
Моя сестра никогда не любила готовить. А я никогда не понимала почему. Лучшие часы в детстве мы провели именно за обеденным столом. Отец тогда еще не болел. Он обычно сидел во главе стола и церемонно накладывал нам целые тарелки дымящихся спагетти, фетуццини или – по пятницам – фрит-тата. Даже когда родителям приходилось туго, стол всегда ломился от еды и вина, и как же здорово было прийти домой из школы и уже с порога по запаху определить, какую именно вкуснятину приготовила сегодня мама.
Люси ничего этого не видела – ее мать упорно нарушала семейные традиции. Представляю, как бедная девочка, вернувшись из школы, попадает в атмосферу пофигизма. Для Дороти приготовление обеда – тяжкий крест, она откладывает этот процесс до последнего. Моя сестра никогда не была для Люси матерью. Порой я даже сомневаюсь, а итальянка ли Дороти вообще.
Я смочила ладони оливковым маслом и принялась месить тесто. Месила, пока не заныли руки.
– А ты можешь закрутить его, как показывают по телевизору? – спросила Люси, оставив терку, и приготовилась увидеть трюк.
Я продемонстрировала свое искусство.
– Ух ты, здорово!
– Это нетрудно, – улыбнулась я, наблюдая, как жгут из теста распрямляется буквально на глазах. – Весь фокус в том, чтобы не наделать в тесте дырок пальцами.
– А можно мне попробовать?
– Сначала дотри сыр, – велела я с напускной строгостью.
– Ну пожа-алуйста...
Люси слезла со скамейки для ног и подошла ко мне. Я взяла руки девочки в свои, намазала ей ладони оливковым маслом и сложила пальцы в кулаки. Странно, что ладони у Люси почти такого же размера, как мои. Когда она только родилась, кулачки у нее были величиной с грецкий орех, не больше. Помню, как Люси тянула ко мне ручонки и хватала меня за указательный палец. Она держалась за мой палец и улыбалась, а в груди у меня разливалось тепло, непривычное и чудесное. Я спрятала кулаки девочки в тесто и помогла ей раскрутить тестяной жгут. Получилось довольно неуклюже.
– Теста все больше и больше, – воскликнула Люси. – Классно!
– Тесто подходит под действием центробежной силы – в старину подобным способом делали стекло. Ты ведь видела витражные окна – на стекле неровности, точно волны, помнишь?
Люси кивнула.
– Стекло раскатывали в большой тонкий блин...
Тут послышался шорох шин по гравию, и мы обе выглянули в окно. К дому подъехала белая "ауди", и настроение у Люси стало стремительно портиться.
– Это он, – кисло произнесла девочка.
Из машины с двумя бутылками вина вылез Билл Больц.
– Люси, он тебе понравится, – увещевала я, ловко выкладывая тесто в форму. – Он просто мечтает с тобой познакомиться.
– Он твой парень.
Я вымыла руки.
– У нас всего лишь общие дела. И потом, мы вместе работаем.
– А он женат? – продолжала Люси развивать мысль, наблюдая, как Больц приближается к дверям.
– Его жена умерла в прошлом году.
– Ой, – смутилась Люси, но ненадолго. – А отчего она умерла?
Я чмокнула девочку в макушку и пошла открывать. У меня не было ни малейшего желания отвечать на вопрос Люси. Неизвестно, как бы она восприняла информацию, особенно в свете последних событий.