Вскрытие покажет
Шрифт:
Прохор Никитич встретил нас без энтузиазма.
– Значит, вас Евграфовна прислала? – крякнул он, усаживаясь на стул и делая нам знак последовать его примеру. Маленькая хрупкая женщина в платке несмело заглянула в комнату с вопросом:
– Может, чаю, Проша?
– Тащи, – милостиво согласился ветеринар. – Жена моя, Ольга, – пояснил он для нас.
Мой чуткий нос уловил запах перегара, и я слегка отодвинулась. Скорее всего, это – остаточное явление со вчерашнего дня, так как, насколько я могла судить, в данный момент Никитич был абсолютно трезв.
– Прасковья
– Я уже все рассказал! – нахмурился ветеринар.
– Но мы хотели бы помочь…
– Да чем вы поможете-то? – передернул плечами Никитич. – Гошка в психушке, женка его померла, а сын…
– Вот как раз о сыне-то мы и хотели с вами поговорить, – торопливо проговорила я. – Прасковья Евграфовна сказала, что вы проводили вскрытие тела Ивана – это правда?
– Ничего я не проводил! – взъерошился мужчина. Его руки, сложенные на коленях, сжались так сильно, что костяшки пальцев побелели. – Гошка все следователю рассказал: до вскрытия дело так и не дошло, нас схапали еще до того, как я приступил!
Глаза ветеринара бегали, и было ясно, что он откровенно врет.
– Вам нечего бояться, Прохор Никитич, – сказала я, стараясь, чтобы мой голос звучал мягко и проникновенно. – Дело о вандализме и незаконном вскрытии закрыто, и никто не сможет вновь его возбудить. Нас интересует, что вы обнаружили при проведении аутопсии.
– Я же сказал – не было никакой аутопсии! – буркнул Никитич, отворачиваясь к окну. Теперь я видела только одну половину его лица. – За кого вы меня принимаете? Я не патологоанатом, а всего лишь ветеринар! Коровы, овцы, кролики, собаки, на худой конец, но людьми я не занимаюсь…
– Да скажи ты им, Проша, – со вздохом произнесла его жена, ставя на стол чайник. – С тех пор он спать перестал, – пожаловалась женщина, обращаясь к нам. Ее бледное лицо оказалось моложе, чем я решила вначале – наверное, из-за тонких губ, сложенных в горестную гримасу. – Пить стал больше, по ночам кричит…
– Да ладно тебе, Оль! – отмахнулся ветеринар. – Нет ничего такого.
– Да как же нет-то? – возмутилась она. – Мы же в одной кровати спим – слава богу, я не глухая, не слепая!
– А жаль, – сквозь зубы пробормотал ее муж.
– Господи, да что же вы там такого обнаружить могли, что не спите по ночам?! – спросила я.
– А то, что Ванюшку выпотрошили, как куренка! – понизив голос почти до шепота, ответила Ольга.
– То есть? – переспросил Никита.
Честно говоря, я тоже ничего не поняла.
– А то и есть, – хмыкнул ветеринар. – Парня уже вскрывали.
– Но это же нормально! – сказал с облегчением Никита. – В таких случаях необходимо проводить вскрытие.
– Что-то я не слышал, чтобы при вскрытии удаляли все органы, – буркнул ветеринар.
– Что-о-о? – одновременно взвизгнули мы с Никитой.
– Все вытащили – почки, печень, сердце, легкие, гипофиз… Кстати, ни о каком взрыве, о
– За этим и понадобился цинковый гроб! – едва слышно пробормотала я.
– Точно! – закивал Никитич. – Когда Гошка это увидел, с ним настоящий припадок сделался. Я испугался, что он либо меня грохнет, либо сам убьется, и вызвал «Скорую». А вместе с ней прискакал участковый с помощниками: оказывается, кладбищенский сторож видел, как Георгий выкапывал гроб. Сначала думал, ему с пьяных глаз померещилось, что привидения по погосту бродят. Потом отсиделся, в себя пришел да и позвонил участковому.
– А милиция видела, в каком состоянии находилось тело Ивана? – спросила я.
– А как же? – пожал плечами ветеринар. – Все они видели.
– И ничего не предприняли?
– Не-а – кому охота с трупом возиться, к тому же – уже однажды похороненным? А чего вы удивляетесь? – спросил мужчина, видя наши с Никитой ошарашенные физиономии. – У нас ведь тут не Питер, а даже там такое случается! Если кому-то надо, конечно.
– И кому же было надо, по-вашему, чтобы дело замяли? – спросил Никита.
– Ну, во-первых, самому участковому: ему эти проблемы ни к чему, тем более что Георгия признали невменяемым: дескать, с горя он умом тронулся.
Я кивнула.
– Во-вторых, дело имело резонанс, и к нам в один прекрасный день сюда нагрянули люди в форме. Я ведь под судом ходил и не знал, посадят или не посадят. Грешным делом, Гошку клял на чем свет стоит – за то, что втянул меня… Но теперь-то понимаю, что прав он был, пытаясь правду о сыне выяснить. Он ведь перед тем, как решился могилу вскрыть, все инстанции обошел, и нигде ему не помогли – к кому еще ему было пойти, как не ко мне?!
– Вас запугивали? – спросил Никита, поняв, к чему клонится дело. – Те люди в форме?
– Не то чтобы запугивали, – усмехнулся Никитич, – но советовали попридержать язык. Я ведь и сам понимал, что нельзя было идти на поводу у Георгия, что мы против закона действовали, а те военные просто намекнули, что судья мне может по полной впаять – в отличие от Гошки, на психушку рассчитывать не приходилось! Вот я и сдрейфил, переписал заявление под их диктовку. Из дела мое первое заявление пропало, а на его месте возникло второе, где я писал, что мы с Георгием перепились, выкопали тело его сына и устроили ему поминки. Это-то и стало последним доказательством того, что Гошка безвозвратно сбрендил.
– И как же вам удалось избежать судебного преследования?
– Сам не пойму! – пожал плечами ветеринар. – Наверное, те военные подсуетились?
– Ну да, конечно, – проговорил Никита сердито. – Им же было невыгодно, чтобы на суде всплыли факты, которые они так старались скрыть!
– Да и глава нашей местной администрации вступился, – вмешалась Ольга. – Проша – единственный специалист на всю округу, и среди богатеев местных о нем добрая слава идет – они тоже поддержали решение о том, чтобы простить моего мужа! Простить, представляете?!