Вскрытие покажет
Шрифт:
– Не… могу… знать, товарищ к-капитан, – едва слышно пробормотал он, чувствуя, как струйка холодного пота предательски стекает по спине.
– Вы тут поразительно несведущи! – прошипел Изюбрь, отступая, и теперь вперяясь взглядом прямо Денису в глаза. – Где ты достал эту дрянь, Агеев?!!
– Это не мое, товарищ капитан! – ответил Денис, понимая, насколько по-дурацки звучит его ответ: все наркодилеры, пойманные с поличным с полными сумками наркотиков, обычно тут же заводят песню под названием «Это не мое!» – но что еще, спрашивается, он мог сказать?
– В карцер! – рявкнул Руденчик, не глядя на Зверева. – Отдельно от… этих, – он кивнул в сторону солдат,
Прежде чем последовать за Зверевым, Денис оглянулся на Синицу. Тот отвел глаза.
Услышав от Людмилы новость о шмоне в казарме кинологического подразделения, я не могла поверить своим ушам. Ну ладно, поймали выпивших солдат – с кем не бывает, но Дениса – с Белым Китайцем?!
– Представляешь?! – стрекотала женщина, не замечая моей ошарашенной физиономии. – Вот не думала, что у Агеева найдут «дурь» – я его сразу приметила, такой хорошенький… Да и вел он себя не так, как большинство, не наглел, со всеми поддерживал нормальные отношения! А ты что по этому поводу думаешь? – решила, наконец, узнать мое мнение Людмила.
– Понятия не имею! – сдавленным голосом пробормотала я, молясь, чтобы Акиньшина не обратила внимания на мое замешательство.
– Брось, – отмахнулась она, – ты же с ним общалась! Больше, чем с другими, – думаешь, я не заметила? Видела-видела, как вы из лесу возвращались – не вместе, конечно, но как-то уж больно подозрительно это выглядело!
– Что ты такое говоришь, Люда? – беря себя в руки, пожала я плечами. – Ну да, пару раз перекинулись словечком… Он же мне в сыновья годится, в самом деле!
– Господи, да кому это мешает? – рассмеялась она. – Ладно, не тушуйся: парень он видный, я бы и сама – если бы не Акиньшин!
«А с другими тебе и Акиньшин не мешает!» – злобно подумала я, направляя свой гнев в неправильное русло, но мне просто необходимо было кого-нибудь обвинить.
– У Агеева сейчас Губанов анализы берет, – сообщила между тем Людмила, и я подивилась тому, как это она умудряется узнавать обо всем раньше других? – Если он чист, может, все и обойдется.
Я знала, что не обойдется. В том, что Денис чист, сомневаться не приходилось, и это означало только одно: он сам не употребляет, но приторговывает, а это – уже уголовное преступление! Естественно, я ни на секунду не поверила, что парень имеет отношение к Белому Китайцу. Для меня вся эта ситуация значила, что кто-то подбросил Денису порошок – но кто и, главное, зачем?
Я не находила себе места до самого вечера. Работы было немного. В основном я занималась сержантом Строевым, который, узнав о происшествии, рвался в бой.
– Распустились! – шипел он, чуть ли не подпрыгивая во время перевязки, чем очень мне мешал. Глядя на парня, я подумала, что вижу перед собой точную копию Руденчика: лет через двадцать Строев станет таким же, как Изюбрь!
– Но Агеев… Не верю!
Вот за эти слова я испытала к сержанту прилив благодарности.
– Агеев не такой, – продолжал он. – Он – правильный!
– Вот и скажи об этом Изю… Руденчику то есть, – посоветовала я, преследуя собственные цели. Если у Дениса найдутся заступники, может статься, делу хода не дадут, и то, что Строев на нашей стороне, очень даже хорошо. Но вот Руденчик… Этот мужик упертый, как танк! Видимо, придется мне самой с ним пообщаться на эту тему, хоть и очень не хочется.
Однако наша встреча произошло раньше, чем я рассчитывала. Выйдя вечером проветриться, я столкнулась с Изюбрем нос к носу. Занятая невеселыми мыслями, я слишком поздно его заметила. Видимо, капитан вышел выгулять Одина, уже полностью оправившегося от змеиного укуса. Честно говоря, не знаю, зачем он устраивает эти прогулки, ведь пес и так с утра до вечера бегает на свободе. Может, Руденчик пользуется этим предлогом, чтобы, как и я, поразмыслить над тем, что произошло за день, считая, что прогулки в одиночестве вызовут ненужные разговоры, а присутствие собаки создаст своего рода алиби?
– Поздновато гуляете, доктор, – заметил он тихим голосом, встав так, что я никоим образом не могла его обойти. – Я же вас предупреждал!
– Я не выходила за территорию, – попробовала я защититься от обвинений в непослушании. – Здесь спокойно…
– В последнее время нигде не спокойно, доктор.
«Интересно, – подумалось мне, – за все время знакомства Руденчик ни разу не обратился ко мне по имени-отчеству, называя только должность – что бы это значило?» Но мне не пришлось долго размышлять над этим вопросом, потому что тут произошло то, чего я никак не могла ожидать. Шагнув вперед, капитан схватил меня и прижал к себе с такой силой, что я едва не задохнулась от внезапного недостатка кислорода. Его жесткие, сухие губы впились мне в рот с неистовостью, какой можно было бы ожидать от совсем юного человека, но вовсе не такого, как Руденчик, черствого, битого жизнью солдафона, каким я его считала. Но мое замешательство было вызвано не столько странностью его поступка, сколько собственной реакцией на него. Как врачу, мне известно, что беременность часто способствует усилению сексуальных желаний, но мне казалось, что для этого необходимо, чтобы партнер как минимум вызывал симпатию. Теперь же я с ужасом почувствовала, как мое тело, вопреки моему желанию, отвечает на действия капитана!
– Я беременна…
Не знаю, как мне удалось освободить свои губы, но, едва я смогла это сделать, как выпалила эту фразу, не надеясь на спасение: оголодавший без женщин мужчина едва ли смог бы услышать мою мольбу. Тем не менее Руденчик услышал. Чертыхнувшись, он выпустил меня и отступил. Его горящий взгляд говорил о том, что это действие стоило ему неимоверных усилий, и я понимала, что опасность еще не миновала.
– Я замужем, Михаил… Богданович, – пересохшими губами продолжала я, боясь, что передышка только временная и сейчас капитан вновь на меня набросится. – И у меня будет ребенок!
Находясь в его объятиях, я не испытывала страха, но теперь, стоя с ним лицом к лицу, я вдруг припомнила все слухи в отношении Руденчика, то и дело доходившие до меня. О том, что он бил жену, о том, как практически с голыми руками попер на изюбря… Нет, моя поздняя прогулка, несомненно, была очень плохой идеей!
Не знаю, сколько мы так стояли, словно два борца, готовые к схватке, но потом вдруг Руденчик резко развернулся и почти побежал в сторону заставы. Громкий хруст веток за спиной заставил меня выйти из оцепенения и подскочить, но это оказался всего лишь Один, сделавший свои дела и выбравшийся на тропинку в поисках хозяина. Он посмотрел на меня с выражением непонимания на умной морде.
– Все хорошо, Один, – пробормотала я. – Иди за ним…
Словно поняв, что я сказала, пес затрусил вперед. Ноги не держали меня, и я прислонилась спиной к дереву, дрожа то ли от возбуждения, то ли от страха. Значит, Люда права, и Руденчик в самом деле испытывает ко мне какие-то чувства? Как же я могла быть настолько слепа?! Я сама не понимала своей странной реакции. Может, я чувствую собственную незащищенность, а последние события лишь усилили это ощущение, и мне потребовалось почувствовать себя желанной? Что ж, я могу сколько угодно искать себе оправданий, но тоненький голосок совести в моей голове шептал: «Ты хочешь его, не отрицай! Он только руку протянул, и ты кинулась навстречу!»