Вслед за тенью. Книга вторая
Шрифт:
Не знаю, сколько времени прошло, но вдруг в нос хлынул знакомый аромат цитрусовых — любимый мамин освежитель в нашей новенькой машине. Этот аромат окутывал меня и плавно переносил в тот день. В день, когда мама взяла меня с собой в гости к другу.
Перед глазами предстают высокие кожаные подголовники… Светло—коричневого оттенка, они возвышаются впереди меня и закрывают обзор. На водительском сидении я вижу маму. Волосы красиво струятся по ее спине и зеркальной гладью отражаются в лучах солнца, бьющих в слабо затонированное стекло окна. Мама ведет машину.
В салоне негромко звучит мамин любимый «Одинокий пастух». Я еложу на своем сидении и настойчиво пытаюсь выглянуть из-за подголовников.
«Не вертись! — велит мама, — Укачает!»
Мы подъезжаем. Останавливаемся.
— Лето. Жарко. — начинаю пересказывать Кириллу Андреевичу всё, что вижу. — Мы с мамой выходим из машины и подходим к забору. Он настолько высок, что мне приходиться запрокинуть голову, чтобы увидеть на самом его верху… Что это там? Пики… Да… Острые… Мне нравится, как они блестят на солнце. Переливаются золотом… В заборе есть вход. Массивный… С широкими воротами. Темно-красными… Нет… Ближе к бардовым… Примерно на три тона темнее забора из красного кирпича. Кирпичики теплые… Почти горячие. Я провожу по ним ладошкой и слышу мамино:
«Не трогай! Руки испачкаешь!»
Она нервничает. Я чувствую это… Чувствую по тому, как крепко она сжимает мою ладонь в своей… Почему нервничает? Не знаю… А хотя… Хотя знаю… Из-за папы…
«Папа, ты же знаешь, что случилось! Точно знаешь! Расскажи мне! Или я пойду к нему!»
Вдруг «кадр» на секунду завис, а потом бесследно исчез. Словно телевизор сломался. Я попыталась его «починить». Не получилось…
— Дальше! — настойчиво ворвалось в уши.
— Кадр оборвался… Не вижу… — сообщила я зрителю своего «спектакля».
— Кто сказал то, что ты сейчас передала?
Я взглянула на Кирилла Андреевича и заметила, что он снова сидит в своем кресле, и задумалась:
«Когда он отошел от меня? Почему я не заметила? Ах да, он отошел раньше. Еще предложил мне присесть в кресло напротив. Как же я устала от этих воспоминаний!»
— Екатерина, ты здесь?
— Где ж еще… — с досадой пробурчала я.
— Ответь на вопрос! — Прозвучало настойчиво.
— Повторите его… Пожалуйста.
— Кто сказал фразу: «Ты же знаешь, что случилось»?
— Мама.
— Кому?
— Дедушке…
— Его не было в тот день с вами.
— Она это сказала раньше…
— Меня не интересует то, что было раньше. Необходимо, чтобы ты вспомнила то, что произошло в моем саду.
— Вашем?
— Так… Похоже, ничего не выйдет… Не справляешься.
— Сейчас… Я попробую еще раз…
— Пробуй. Вы с мамой стоите перед воротами. Сосредоточься. Вспомни о шмеле и о том, что было после.
— Хорошо…
Снова закрываю глаза. Напрягаю память и вижу маму у дедушки в кабинете. Он — рядом с ней. Слышу его голос.
«Пустая трата времени», — говорит он.
«Почему?» — отвечает мама.
«Стоп! Не то… Сад, Катя, сад… Это было раньше сада…»
— Сейчас… Я справлюсь… — шепчу то ли себе, то ли моему зрителю, безмолвно восседающему на своем троне и терпеливо ожидающему «продолжения банкета». Сквозь ресницы приспущенных век вижу его глаза, пристально следящие за каждым моим движением.
Делаю глубокий вдох—выдох и снова сосредотачиваюсь на том дне.
— Озвучивай все, что видишь, — велит мне голос «за кадром».
— Я помню задание, — шепчу я, чтобы не спугнуть картинку. Полупрозрачной голограммой она начинает проявляться перед глазами.
— Я в саду. Он такой большой… Красивый… С кустами роз… Как у нас дома… Но сад этот — не наш. Чужой… Мы с мамой кого-то ждём. Она нервничает. Или волнуется… К нам кто-то подходит. Я его знаю… Мы уже встречались…
«Это друг нашей семьи, Котёнок. — представляет мне его мама. — Вы уже встречались у меня в офисе. — И велит: — Иди погуляй, нам надо поговорить!»
'Хорошо, мамочка! — отвечаю я, вглядываясь в лицо её спутника. Вернее, в его волосы… С ними что-то не так, но что именно?..
— Почему? — удивлённо спрашиваю я у него.
— Что почему?
— Цвет твоих волос… Он другой…
«Иди поиграй, дочь! Там!» — нервно отсылает меня мама.
Указывает рукой, куда мне идти. Я иду. В сторону розовых кустов. Кружусь. Вокруг летают бабочки. Хочу поймать самую красивую. Подставляю палец. Она садится на него. Большая. Пёстрая.
«Мамочка, смотри какая бабочка! — Несусь к ней. — Сейчас покажу!»
Слышу:
«Я занята!»
Резко останавливаюсь на полпути. Бабочка улетает… Что-то жужжит. На цыпочках подхожу к кусту. Кружусь вокруг него. Хочу найти того, кто жужжит. Цепляюсь подолом платья за колючки. С трудом отдираю его. Не получается… Получилось! Ура! Я свободна!
Вдруг слышу:
«Не лезь в это дело!»
Это говорит мамин собеседник. Громко. Он сердится. Наверное, ему не нравится, что сказала мама. Сказала, пока я не подошла ближе. Теперь я ее слышу. Она тоже говорит громко. Почти кричит:
«У меня нет выхода! Я должна найти мужа! Или хотя бы узнать, что с ним случилось!»
«Его поисками уже занимаются».
«Кто?»