Вслед за тенью. Книга вторая
Шрифт:
— Последствия травмы ощущаются?
— Нет. Все хорошо. Благодарю вас за беспокойство о моем здоровье, Анна Петровна.
— Советую вам обзавестись справкой от врача. Подтверждающей ваши слова. Она будет не лишней…
— Ммм… Хорошо. Простите, не лишней для чего?
— Об этом далее. По зависшему зачету у Вяземского. У вас появится возможность сдать его у нового преподавателя. Вы сейчас с ним общались.
— Вряд ли он примет его до конца года…
— Примет. Вы будете сдавать его на следующей неделе. В присутствии декана. Для большей объективности.
— В присутствии декана? Но он… Будет ли согласен приня…
— Будет. Я об этом позабочусь.
— Спасибо!
— Будет достаточно вашего обещания держать на расстоянии от Михаила Новикова.
— Что?..
— В идеале — совсем прекратить с ним общение.
— Вы преувеличиваете, Анна Петровна. Миша… Он хоть и своенравен, но вполне безобиден, — улыбнувшись, ответила я.
Мой ответ явно не удовлетворил преподавателя.
— Вполне безобиден? Это дьявол… И безобиден, как вы говорите, он по отношению к вам только потому, что имеет определенные планы на ваш счет. То есть до поры до времени, Катя. Он еще проявит себя перед вами. Скинет овечью шкуру, в которую перед вами рядится. Так что оставьте фантазии, Катя, — немного холодно, но убежденно говорила она, — Не вынуждайте меня подключать к решению этого вопроса Даниила Сергеевича Громова.
— Дедушку? Зачем…
— Чтобы данной необходимости не возникло, дайте слово, что порвете с Новиковым.
— Вы знаете о нем что-то, чего не знаю я, да?
— С недавнего времени я знаю о нем более, чем достаточно. И считаю, что имею полное право настоятельно советовать вам то, что посоветовала.
— Он утверждает, что не причастен ко всему, что случилось… Если вы об этом… О роликах в сети… Я только что с ним говорила.
— Он очень изворотлив. К тому же отличный манипулятор, Катя. Вы всегда должны иметь это в виду… Лучшее решение — сторониться людей подобного сорта. Вы слышите меня, Катя?
— Хорошо… Я постараюсь прекратить с ним общение…
— Не постараетесь, а прекратите, Катя!
— Я постараюсь прекратить с ним общение как можно скорее.
— Дату и время зачета по дисциплине Вяземского я сообщу вам дополнительно. Мне нужно кое с кем переговорить… Ваш номер телефона у меня есть. Будьте на связи.
— Поняла. Спасибо вам огромное.
— Можете идти.
— До свидания. До встречи в понедельник.
— Вам нет смысла присутствовать на паре в понедельник, Катя. Я только что аттестовала вас по своему курсу.
— Ах да… точно…
— К тому же с понедельника занятия по моему предмету будет вести другой преподаватель.
— Ппочему другой? А вы?
— Я ухожу в отпуск.
— Это… Это связано с той записью? Которая «гуляет» по сети?
— Да, — коротко ответила Голубева.
Я надеялась, что она скажет что-то ещё, возможно, как-то объяснит такое свое решение… Впрочем, помолчав, она все же сказала:
— Всего доброго, Катя. Успехов вам в учебе.
Сказала только это. И отвернулась к окну, явно давая понять, что считает наш разговор оконченным.
Я остановила растерянный взгляд на ее прямой гибкой спине, подняла его к стильной заколке, скрепляющей ее длинные густые локоны на затылке, поймала острый как иголочка лучик света, отраженный замысловато ограненным стразом, расположенным в самом центре ее строго прямоугольной коричневой поверхности, молча кивнула и принялась закидывать в рюкзак всё, выложенное на стол «добро». А потом вышла из кабинета.
Между собой мы называли Аннушку дикой орхидеей. Всегда ухоженная, элегантная, совершенно несгибаемая, и казалось, абсолютно бескомпромиссная, она умела «держать лицо» и никого не подпускала к себе близко. Ее ближний круг, казалось, ограничивался лишь семьей, то есть самым ближним кругом. Поэтому я была очень удивлена тому, что она посчитала нужным помочь мне с зачетом. И не только… Она посчитала нужным дать мне совет по Новикову… Но допустила ли меня в свой круг, или просто пожалела, еще долгое время оставалось для меня загадкой…
Глава 40 На крыльях радости
Я вышла из кабинета Голубевой и отправилась за ещё одним «автоматом». И о чудо! Мне удалось получить и его! В это поначалу было сложно поверить, но день сегодня оказался на редкость «урожайным»: в зачетке моей теперь красовались сразу две записи об успешно сданных экзаменах!
Меня обуяла просто фантастическая радость! Она оказалась настолько огромной, что «оживила» каждую клеточку моего утомленного тела и словно заставила ее светиться. Я окунулась в мой эндорфиновый рай, как бескрайний, но теплый и приветливый океан. Я словно плескалась на его волнах. Мощные, будто при девятом вале, они окатывали меня с головой, но, как ни странно, не тянули на дно, а щедро одаривали уставшее тело энергией — живительной и, казалось, абсолютно неиссякаемой.
Одурманенная всплесками серотонина, я на летела к выходу из универа на крыльях счастья, на лету без конца заглядывая в зачетку и всякий раз убеждаясь: это чудо — совсем не сон! Оно случилось наяву и именно со мной! Со мной — Катей Громовой — с той, с кем в последнее время постоянно происходило нечто невообразимое, с той, кто ещё час назад понуро сидела на паре с настроением ниже плинтуса, и отказывалась верить в то, что недавний разговор со Ждановым похоронил всякую надежду вовремя сдать «хвост» по злополучному зачету. И чем дольше та, прежняя студентка—горемыка предавалась своим безрадостным размышлениям, тем реальнее представлялся ей возможный провал с сессией. А спустя всего какой-то час с небольшим ей вдруг улыбнулась удача! Да что там улыбнулась! Она обрушилась на бедолагу-Громову всей недюжинной силой Ниагарского водопада и казалось уже ничто не способно было испортить ей настроения!
Я влетела в холл Универа и понеслась к гардеробу за своей верхней одеждой, на бегу отвечая на звонок. Позвонил сенсей — так нам, всей группой, положено было называть Сергея Ивановича. Он строго напомнил о том, что я умудрилась пропустить целых две тренировки, — что, по его мнению, было абсолютно недопустимо. Тренировки эти психолог прописал мне ещё летом, сразу, как всё случилось, и раньше я прилежно их посещала, но с прошлой пятницы добраться до спортивного зала как-то не задавалось. Вот и сегодня по всей видимости не удастся, ведь ещё утром Маша предупредила о визите Александра, который должен был рассказать мне об Орлове. Я взглянула на «Цербер» на запястье: «14.30» —высветилось на циферблате. Вспомнилось, как Марья постоянно жаловалась, что Белов никогда не бывает свободен раньше восьми вечера.
«Вряд ли он придет к нам раньше этого времени, — рассудила я, — Значит есть целых пять часов, чтобы побродить по городу с камерой и найти еще пару—тройку удачных видов для выставки».
И, расчехлив свою камеру, я понеслась за дополнительной порцией «допинга», ведь «блуждание по окрестностям», как Марья называла мои вылазки с камерой, доставляли мне ни с чем не сравнимое удовольствие.
«Почему ни с чем? — в мою, одурманенную счастьем голову лазутчицей прокралась мыслишка—провокаторша и чуть ли не с придыханием „зашептала“: — Это удовольствие вполне сравнимо с Орловским… Пока он был рядом, ты ни разу не вспомнила о камере. А секс с ним даже выигрывает у твоего хобби! По яркости и сочности… Боже мой, о чем я думаю! Хватит!» — в замешательстве мысленно осекла я себя и почувствовала, как смущением обожгло щеки.