Вслед за тенью. Книга вторая
Шрифт:
— Маша!
— Что Маша? О чем говорили? Снова молчишь? Видишь, какая ты!
— Какая?
— Скользкая, как креветка!
— Тогда уж уж.
— Ну, на ужа не похожа, а вот на креветку — прям копия!
— Ну спасибо…
— А что? Реально креветка! Молчишь как рыба, только усами без конца шевелишь! И то всё мимо меня шевелишь, понимаешь?
— Про усы и рыбу—креветку не совсем, — призналась я.
— А что не понятного?! Я ж на твоем языке щас изъясняюсь. Как его там? Ассоциативном. То в сторону Орлова усишками своими пошевелишь, то
— А у тебя фантазия о-го-го! — воскликнула, смеясь.
— Так, говорят, с кем поведешься!
— Ладно… Завтра подружку мою навестим, — подумав, пообещала я.
— О как! У нее ещё одна подружка всплыла! Ну дела! Кто такая?
— Алиса. Моя одноклассница.
— Я ревную, слышишь! — смеясь, известила она меня.
— Не стоит… Вы из разных моих жизней, понимаешь?
— Не совсем… Ты ни разу о ней не упомянула. За все полгода, что мы дружим. Значит, она — из прошлой?
— Можно и так сказать…
— Так! Сейчас в душ метнусь — и расскажешь!
— Не сейчас, Маш. На пару опоздаю. Завтра все узнаешь.
— Ладно. Вечером расклад дашь, ясно!
— Ясно, — вздохнула я, не став спорить.
— Всё! Я в душ!
— Давай, — бросила я ей вслед, — Я тебя дождусь. Мне сегодня ко второй.
— И мне! Впервые за две недели, прикинь! Думаешь, с чего это меня на подвиги с утра потянуло! — выкрикнула она уже из коридора.
Я вымыла посуду и принялась готовиться к парам. Просушила феном все ещё влажные после душа волосы и заплела их в косу. Надела приготовленный с вечера брючный костюм. Нанесла на лицо немного тоналки, затем чуть припудрилась. Губы освежила неяркой помадой и была готова к выходу.
— А! Совсем из головы вылетело! — Маша вихрем ворвалась в комнату, на ходу сооружая на голове тюрбан из полотенца, — Ты в курсе о компромате на Голубеву?
— Каком компромате?
— Ну ты даешь! Весь Универ три дня гудит, а она: «Каком компромате?» — передразнила меня подруга, — В общем, в сети всплыл один мутный видосик. С художествами нашей профессорши.
— Она доцент, вроде…
— Да какая разница! Ты вообще слышишь, о чем я говорю?!
— Что значит «мутный»? И «с художествами»? Речь о взятке?
— Если бы! Хуже!
— А что может быть хуже для преподавателя?
— А хуже, моя дорогая, может быть потеря его морального облика!
— Что это значит, Маш? Причем тут облик?
— То и значит! Вот ты потеряла его, а никто кроме меня не узнал! Да шучу я, шучу! Каждый — кузнец своего счастья. Все мы взрослые люди и всё такое!
— А Голубева тут причем?
— При том, что о ее «художествах» узнали все! Запись же в сеть слили, сечёшь?
— И что на ней?
— Там профессорша наша во всей красе! Она у нас та еще штучка, оказывается! Большая любительница дарк.
— Что это?
— Сейчас покажу!
— Не надо… Объясни на словах.
— Ладно… Пощажу уж твою тонкую душевную организацию. Короче, на записи профессорша наша резвится в кругу… третьих лиц… Причем в круге — это в прямом смысле. Вся такая — в латексе. И так зажигает, прям мама не горюй! С плеточкой, под музычку, в антураже красных фонарей…
— Красных фонарей? Это же улица, кажется… И не у нас…
— Улица с борделями, ты имеешь в виду?
Я растеряно кивнула.
— Не… Фонари там в комнате были. Оформление такое. Именно красные. Не думаю, что прям совсем уж бордель… Но где-то на тематической вечеринке ее засветили!
— А кто «слил» запись?
— Ну ты даешь! Вестимо кто! Новиков, конечно!
— Почему он? Есть доказательства?
— Ага, прям пришел и сам признался!
— И с чего ты тогда взяла, что это дело его рук?
— А кто у нас всякими тайными обществами забавляется? Помнишь о том, как мы с Харитоновой попали на одну закрытую вечеринку? Я по дороге в «Империал» рассказывала.
— Помню.
— Ну так Новиков там у них тогда хороводил! Вернее дирижировал. А Голубеву он терпеть не может. И все об этом знают. Так что, по всему выходит, что больше эту мерзость с ней сотворить было некому!
— Не факт…
— Может и не факт, но все на него думают! Потому, как я уже сказала: все в курсе их с Голубевой тёрок.
— А там, на видео ее лицо видно?
— Нет. Она там в маске.
— Так может это и не она вовсе!
— Говорят, она. Ладно, беги на пару!
— А ты?
— Я попозже выйду. Позвонить еще надо.
— Саше?
— Нет. Деду. Поиздержалась я…
— Где?
— Да новый флакон «Опиума» прикупить надо. Старый вчера исчез бесследно! Чудеса просто!
— Не поняла, как исчез?
— Вчера вернулась после занятий, а аромат моих духов повсюду витает, прикинь! А самих их и след простыл! Пришлось комнату проветривать.
— А я-то думаю, что это у нас так холодно…
— Ну, да… Заморозила ее чуток. Флакончик же почти полным был… Кто-то у нас тут побывал. И я даже догадываюсь кто!
— И кто же?
— Новиков! Вот к бабке не ходи!
— Он у тебя как бельмо на глазу, Маш.
— Да точно он! Кому же еще это надо? Сама посуди: он в общаге свой. Так что ему ничего не стоило в вахтерку пробраться и ключи стащить!
— Зачем ему это, Маш?
— Хороший вопрос! Ладно, разберемся! Беги на пары! Тебе еще Вяземского искать и о зачете договариваться.
— Да. Побегу. До вечера.
— Не задерживайся! Саша ждать не любит.
Глава 38 Отчислят — не отчислят…
Универ встретил меня привычной какофонией. Начался перерыв между занятиями, и студенты интенсивно курсировали по коридорам Альма-матер, стремясь успеть занять удачные места в лекционных залах: кто-то в первых рядах, как например, обычно делала я, а кто-то — места премиум класса на галерке, куда профессорский взгляд дотянулся бы с трудом, что обеспечило бы студенту определенную свободу действий.