Всполохи на камне
Шрифт:
— На десерт хочу пончик! — заявляю я.
— Хоть десять! — щедро соглашается отец и ведёт меня к столику в углу зала.
Обед пролетает в одно мгновение, по крайней мере, мне так показалось. Мы поговорили о приеме в выходные, об Алёне, о планах насчёт мамы, но всё очень поверхностно, словно намечая основные моменты.
Отец явно испытывал такое же воодушевление, как и я. Расстались мы довольные и сытые, договорившись, что вечером домой едем вместе. Потом я почти бегом влетела в приемную и приготовилась к поездке на объект, а затем постучала к Петровскому.
Он
Пока ждём лифт, стоя в холле, мне приходится делать вид, что я не чувствую, как Пётр рассматривает меня, прожигая взглядом горячие линии на щеке, шее, груди. Внутри лифта легче не становится.
Мы в четыре глаза наблюдаем, как уменьшаются цифры отсчёта этажей, когда, неожиданно, кабина налетает на какое-то препятствие, оглушая нас металлическим скрежетом.
Меня толкает вперёд и я оказываюсь откинутой в сторону Петра. Он на мгновение задерживает моё падение, стараясь сохранить равновесие, но из этого ничего не выходит — мы, вцепившись друг в друга, падаем на пол.
На секунду мне кажется, что мы оказались в кромешной тьме, но затем вспыхивает один из светильников, слабо освещая кабину. Все произошло так быстро, что испуг приходит с задержкой, словно частями.
Некоторое время мы с Петровским просто лежим на полу, пребывая в шоке от неожиданности. Но потом я слышу взволнованный шепот у самого уха.
— Лия, ты как?
Я тихонько шевелю ногами, потом руками и понимаю, что вроде цела.
— Нормально, наверное.- отвечаю тихо. — Что произошло, что с лифтом?! — спрашиваю уже громче.
— Мне бы тоже хотелось знать, — все также мне на ухо шепчет мой начальник.
Первый шок проходит и приходит очень сильное желание выйти из этого лифта, который явно завис где-то между этажами. Несмотря на такое сильное желание покинуть этот железный мешок, я как-то очень вяло ковыряюсь на полу, пытаясь приподняться.
— Встать можешь? — Пётр пробует сесть и одновременно приподнять меня. — Болит где-нибудь?
— Голова болит, — говорю я, когда, наконец-то, сажусь облокотившись на стенку кабины, — и кружится… — мне реально нехорошо.
Пётр наклоняется ко мне и охватывает мою голову ладонями, приподнимая. С тревогой смотрит в глаза.
— Посмотри на меня, Лия! — слышу взволнованный голос начальника, который практически прилип ко мне, пытаясь поймать мой взгляд. — Старайся не закрывать глаза, хорошо? Мне нужно сообщить, что мы здесь и я к тебе вернусь. Слышишь меня? Лия? — Пётр слегка трясет меня.
Я пытаюсь сфокусироваться на фигуре Петра, что мне с трудом, но удается, а потом просто киваю в ответ.
— Слышу, — добавляю к кивку слово.
На несколько минут мужчина исчезает из поля моего зрения, но мне слышно, как он пытается общаться с дежурным через связь из лифта, но связь работает только в одну сторону — слышно только работников техслужбы.
Пётр пытается кричать, чтобы привлечь внимание людей на этажах. Мы где-то между третьим и четвертым висим, хотя может только так кажется, я плохо соображаю.
Петровский
Что же это такое?! Где все? Где помощь?! Мне кажется, будто уже прошло много времени с момента, как лифт застрял. Смотрю на часы — мы здесь только десять минут.
Наконец, слышу мужские голоса почти рядом и Пётр тут же пытается поговорить с теми, кто нам слышен.
Ловлю смысл разговора, стараясь не провалиться в беспамятство. Нам говорят, чтобы мы ждали, там, снаружи, ищут способы нас вызволить из ловушки.
Пётр громко выдыхает и медленно опускается на пол рядом со мной, мне видно, что нога у него сильно болит, но он морщится и прижимает меня к своему боку.
Я дрожу, не знаю от чего — от холода или это последствия травмы головы. А она у меня явно есть, меня тошнит, периодически двоится в глазах. Петровский обнимает меня, старается согреть.
— Лия, не молчи! — говорит он мне в висок, потом слегка целует и снова зовёт меня. — Лия?!
— Здесь я, Пётр Андреевич, — пытаюсь шутить.
— Это прекрасно, что ты здесь. — руки мужчины опутали меня, я словно в коконе. — Оставайся со мной, ладно? Не спи, говори мне что-нибудь. Лия?
А мне так стало хорошо, что единственное желание осталось — расслабиться и дремать, прижавшись лицом к груди начальника. Что я и делаю, но вдруг меня выталкивает из сна ощущение, что мой рот кто-то хочет съесть. Ощущаю горячие губы, язык и их напор лишает меня остатков дрёмы.
41. Пётр
Вид Лии, теряющей сознание, заставляет меня в одно мгновение принять меры, чтобы девушка пришла в себя, хотя бы ненадолго.
И врать не буду — я наконец-то получил возможность безнаказанно целовать ту, что в последние недели не покидала моих снов. Снов эротических.
И теперь, несмотря на боль в ноге, меня жгла только одна мысль — Лия должна быть в сознании, должна бодрствовать.
Удар головой был довольно сильным и, что там конкретно произошло, кроме очевидного сотрясения мозга, неизвестно. Страх, липкий холодный страх охватил меня, словно ледяные пальца сжались вокруг моего сердца, заставляя его замирать при малейших признаках ухудшения самочувствия Лии.
И поэтому поцелуй получился таким безудержным, диким, отчаянным. Сначала Лия почти не реагировала, но потом я ощутил, как она напряглась, но не оттолкнула. Я углубил вторжение, едва ли осознавая, что сам могу спровоцировать обморок у девушки, если не дам ей возможности дышать.
— Лия, не спи, — зашептал я прямо в губы, едва ли на миллиметр отрываясь от них, — не спи, не спи… — бормотал еле слышно и вновь целовал, практически поглощая эту невозможно сладкую девчонку.
Мои руки держали Лию нежно, но очень крепко, как-будто это могло помочь спасти ей жизнь, здоровье. Она дрожала и я пытался прижать девушку к себе, не переставая целовать ее, обнимать, согревая её руками и губами.