Вспомни меня, любовь
Шрифт:
— Это огромная трагедия, милорды, — тихо заговорил архиепископ. — Я не испытываю никакой радости от того, что мои подозрения подтверждаются. Королеве всего восемнадцать! Если мы найдем другие доказательства ее измены, то очень скоро она, как и ее кузина Анна Болейн, упокой, Господь, ее душу, будет казнена в Тауэре. — Томас Кранмер всегда искренне восхищался Анной Болейн и даже пытался ее спасти.
— А вам-то о чем волноваться? — напустился на него герцог Норфолк. — Если мою племянницу осудят, вы сможете посадить рядом с королем какую-нибудь свою единомышленницу-реформатку. Вы ведь только
— Если бы вы, Томас Говард, так не торопились выдать свою племянницу за короля, — парировал архиепископ, — король теперь не был бы связан с такой недостойной женщиной. Ничего бы этого не произошло, если бы не ваши амбиции! И смерть этой девочки также останется на вашей совести.
— Вы что, поверите камеристкам, а не Говардам?! — вскипел герцог.
— А вы что же, думаете, будто камеристки составили заговор с целью опорочить королеву? И зачем, интересно знать, им это понадобилось?
— Милорды, эти пререкания заведут нас в тупик, — остановил их герцог Суффолк. — Сегодня нам еще нужно выслушать нескольких свидетелей.
Тайный совет заслушал Элис Рестволд и Джоан Балмер. Обе они повторили примерно то же, что уже сообщили Кэтрин Тилни и Маргарет Мортон. Каждая добавляла те или иные незначительные детали, которых не заметили или о которых забыли другие. Но в целом их показания совпадали. Всех их поблагодарили за помощь, но домой не отпустили, а отправили обратно в Тауэр на случай, если они еще понадобятся.
Последним решающим доказательством, добытым в тот день, стало собственноручное письмо королевы, обнаруженное в вещах Тома Калпепера. Письмо было слащавым, глупым, безграмотным и заканчивалось словами: ‹Твоя навеки Кэтрин›.
Ни у одного из членов Тайного совета не осталось и тени сомнения в том, что у королевы была любовная связь с Томасом Калпепером. Никому не хотелось брать на себя смелость докладывать об этом королю. Чарльз Брэндон, герцог Суффолк, понял, что ему придется взять это на себя. Ведь он не только близкий друг и родственник короля, но и председатель Совета.
Узнав о неверности королевы, король обезумел от гнева. Суффолк, как мог, старался успокоить его.
— Дай мне меч! — кричал Генрих. — Я поеду в Сион и убью ее собственными руками! Ах, лживая сука! Как я любил ее, Чарльз, если бы ты знал! Никогда, больше никогда! Кэтрин! О Кэтрин! — Король разрыдался.
Тайному совету пришлось заняться составлением договора с объяснением последних прискорбных событий супружеской жизни короля. Его разослали послам при ведущих дворах Европы. Поведение королевы именовалось в нем не иначе как ‹отвратительным и недостойным›.
Французский король Франциск I, славившийся своим распутством, прислал своему дорогому царственному брату Генриху ноту соболезнования:
« Я очень огорчился, узнав о Ваших горестях и разочарованиях, вызванных недостойным поведением королевы Кэтрин. Однако, зная своего брата как человека благоразумного, добродетельного и благородного, я призываю его отвлечься от скорби и уныния и, не ставя более свою репутацию в зависимость от женского легкомыслия, подобно мне, мудро и терпеливо обратиться душой к Богу и найти в нем утешение. Легкомыслие женщины не может опорочить чести мужчины›.
В приватной же беседе с английским послом сэром Уильямом Поле Франциск I, как знаток, отозвался о Кэтрин Говард:
«Ну и штучка!› — и ухмыльнулся, тем самым дав ее похождениям высокую оценку.
Двадцать первого ноября Тайный совет проголосовал за лишение Кэтрин Говард королевского сана. Теперь она стала просто ‹госпожой Говард›. Еще через два дня ей предъявили обвинение в том, что она ‹еще до замужества вела отвратительную, недостойную, сластолюбивую, порочную жизнь, подобно простой продажной девке, притворяясь в то же время честной и добродетельной›. Далее Кэтрин обвиняли в том, что она обманом завлекла короля, вышла за него замуж, дав заведомо ложные клятвы, подвергла опасности корону, поскольку могла родить бастарда.
Обвинительное заключение, которое зачитали Кэтрин в Сион-Хаусе, произвело на нее куда меньшее впечатление, чем известие о том, что она уже не королева. Когда члены Совета удалились, Кэт взглянула на Ниссу.
— Они убьют меня?
Леди Бэйнтон заметно удивилась такой прямоте, а Кейт и Бесси потихоньку начали плакать.
— Если тебя признают виновной, — твердо ответила Нисса, — то да. Для королевы супружеская неверность приравнивается к государственной измене.
Кэт на мгновение опустила голову, но тут же приободрилась:
— У них нет ничего, кроме показаний моих слуг. Разумеется, им не поверят, если я буду все отрицать. Ведь я Говард.
— Они допросят других, Кэт, — леди Рочфорд, Калпепера, Дерехэма. Как же ты могла довериться этой леди Хорек, Кэт? Особенно после того, что она сделала твоей кузине Анне. Я никогда не понимала, почему герцог Томас терпит ее?
— Потому что она зависела от него, а значит, он мог использовать ее в своих целях, — откровенно признала Кэт. — Леди Хорек! — хмыкнула она. — Это ты придумала? Она и вправду похожа на хорька.
— Это мои братья ее так прозвали, — сказала Нисса.
— Что, прелестный херувим Джайлс по-прежнему при леди Анне? — Кэт, как всегда, пыталась отвлечься от неприятных мыслей.
— Да, он там, — кивнула Нисса.
— Пора нам всерьез подумать о подготовке к Рождеству. — Кэт перескочила на новую тему. — К северу от дома есть очень подходящие деревья. Как вы думаете, разрешат нам принести оттуда ветки? И еще нам понадобятся свечи и большое полено.
Неприятную тему смерти, измены и тому подобного закрыли. А почему бы и нет? — подумала Нисса. Отчасти она понимала Кэт. По всей видимости, это последнее в ее жизни Рождество, и она хочет провести его как можно веселее. Что в этом дурного?
— Нам понадобятся пиршественные чаши, печеные яблоки и многое другое, — сказала Нисса. — У нас в Риверс-Эдже всегда все это было.
— Как вы думаете, достанем мы поросенка с яблоком во рту? — заинтересовалась Кейт Кэри. — Мне всегда так нравилось, когда его вносили на огромном блюде.
— И еще нужна музыка, правда? — сказала Бесси.
— О, конечно! — поддакнула Кэт.
— Она просто сошла с ума с этим Рождеством, — тихо шепнула Ниссе леди Бэйнтон. — Неужели ее не волнует, что ее репутация погибла? Что ее брак будет расторгнут? Что с ней, в сущности, покончено?