Вспомни, Облако! Книга третья
Шрифт:
Музыка сыграла какой-то бравурный марш, я уселся на аппарат, взмахнул рукой и взвился кверху. Толпа разом, как по сигналу, упала на колени».
Взглянув с высоты на плац, Кузьминский страшно удивился: место, с которого он взлетал, было антрацитово-черным. Не сразу он догадался, что это были черные косы на головах китайцев. Цветные пятна дамских шляпок и костюмов виделись только на трибуне, где восседали китайские сановники и европейцы.
Летчик сделал несколько кругов над центром города и полетел в предместье, где проходили бои русской армии с японцами в 1904—1905 годах,
Возвратившись к плацу, Кузьминский снизился, пронесся в нескольких метрах над публикой и, развернувшись, плавно приземлился около трибун.
Публика, взбудораженная полетом, бросилась к летчику с поздравлениями. Женщины осыпали его цветами, живыми и искусно сделанными из рисовой бумаги. Шишкин бесновался около аппарата, чтобы не помяли крыльев. Немалая доля поздравлений досталась механикам, особенно Хмаре, высокому, статному молодцу с пригожим лицом. Его буквально осаждали женщины. Из озорства одну эксцентричную англичанку, пытавшуюся дотянуться губами до его румяных щек, он поднял вверх на вытянутых руках. Только маленький, юркий Шишкин остался без внимания, и довольствовался оторванными пуговицами на парадном сюртуке.
«На следующий день я приглашен был Джаерь-Сюном на раут, – пишет Кузьминский, – устроенный в мою честь. Присутствовали все иностранные консулы, знатные мандарины. Подавали чай, печенье, фрукты, шампанское – все, как у европейцев. Лились речи, которых я не понимал».
На вечернем торжестве для избранных Александру Кузьминскому были подарены его портрет, исполненный кисточкой на куске розового шелка, и рукописный томик средневекового романа «Цветы сливы в золотой вазе» в драгоценном переплете. Вручили и свиток грамоты властей Тянь-Тзиня 3 с разрешением побывать в этом городе.
3
Ныне город Тяньзин
…По приезде в Тянь-Тзин разобранный аэроплан доставили на просторный двор богатого китайца, в чьем доме должны были жить русские авиаторы. Как только ящики поставили на землю, между ними и воротами хозяин приказал своим слугам воздвигнуть каменную стенку метра в четыре длиной.
– Зачем? – удивился Шишкин.
Присутствовавший при этом китаец-переводчик на плохом русском объяснил:
– Мы хотим вам добра. Так надо обязательно. Злого духа не надо пускать к вашей поклаже. А так он ткнется мордой в преграду и повернет обратно в ворота.
– Так стена узкая, и он обойдет ваш экран.
– Нет, нет, нет, господин, – покачал головой китаец, – духу это не по силам, он летает только по прямой линии.
И все-таки «злой дух» решил помешать русским. Об этом Кузьминскому сообщил Шишкин, с грустью поведав, что местные жители не покупают билетов на представление.
Летчик обратился в канцелярию губернатора. Его принял пожилой чиновник и объяснил, что жители города не верят в полет аэроплана, а виноват в этом консул Франции. Он как-то привез в Тянь-Тзин французского пилота-гастролера, но аппарат его бегал по земле, как жук, взлететь же
– Но ипподром мы вам подготовили, – благожелательно улыбаясь, добавил чиновник.
– Зачем теперь он нам, если люди не хотят зрелища, – грустно сказал Кузьминский.
– Сбегутся обязательно, – успокоил чиновник и, помолчав, посоветовал: – Если вы будете показывать бесплатно или в случае неудачи вернете деньги за билеты.
«…Чтобы решить затруднения с публикой, я пустился на хитрость: обещал, что в случае неудачи деньги будут возвращены владельцам билетов, – признается летчик. – Это помогло, и зрители толпами устремились на ипподром».
Полет над городом прошел успешно. Небо Тянь-Тзиня, стоящего вблизи слияния пяти рек, подсвеченное их голубым мерцанием и водной гладью недалекого моря, ласково приняло аэроплан, дарило ему высоту. К этому времени, надо сказать, Александр Кузьминский набрался летного опыта, хорошо чувствовал крылатую машину, поэтому полет его был непринужденным и красивым. Наверное, это и навело на мысль французского консула сказать в адрес летчика такой комплимент:
– Очень изящно, сразу видно, что летает аристократ!
После посадки консул со знакомым Кузьминскому пожилым китайцем – начальником губернаторской канцелярии – подошли к аэроплану и попросили объяснить, как он управляется. Слушали внимательно.
– Французские аппараты покоряют мир! – с пафосом воскликнул консул. – Какое изящество отделки, качество и способность к полету!
– Если ими управляют достойные люди, – сказал китаец, явно намекая на предыдущую неудачную попытку французского, гастролера летать в Тянь-Тзине.
– Не удивляет ли вас то обстоятельство, что машина весом в двадцать пудов, да еще с человеком, может так легко и свободно летать по воздуху? – не желая вспоминать неприятный инцидент, перевел разговор на другое консул.
Китаец ответил серьезно:
– Я был бы, напротив, удивлен, если бы машина, сделанная для того, чтобы летать, не летала бы… Благодарю вас, господин Кузьминский, за доставленное удовольствие. Мы были бы рады еще раз лицезреть подобное, но вас с нетерпением ждут в Пекине, и мы не можем не выполнить распоряжение президента Небесной республики.
«Из Тянь-Тзиня я поспешил в Пекин, где мне представили возможность летать на плацу, который находился в европейском квартале и примыкал с одной стороны к Великой китайской стене, а с другой – к стене, окружающей императорские дворцы…»
Тут нужно уточнить, что Пекин состоял как бы из трех частей: «Внешнего города», в котором в основном проживали ремесленники и бедный люд; «Внутреннего города», где селилась китайская знать, богатые предприниматели и европейцы; и «Священного города», обнесенного стеной, недоступной для иностранцев. Это закрытое место еще называли «Императорским городом», так как там размещались храмы и дворцы правителей Минской и Цинской династий, а в самом центре императорский дворец Гугун.
Летать Александру Кузьминскому разрешили, видимо, с площади «Ворота небесного спокойствия», расположенной южнее «Императорского города».