Вспомни обо мне

Данилова Анна

– Да Концевичу хватило. Постой, а кто же убил Ларису Боткину?

– В последний раз, когда мы с Марком хозяйничали в квартире Концевича, я заметила там на вешалке женский жакет, а в кармане записку: «В 21.00. Люблю. Твой О». Мы с Марком и до этого подозревали, что Лариса изменяет Анатолию, но никак не могли вычислить, с кем. Директор школы рассказала историю о том, как расстроилась Лариса, когда однажды, уже перед тем как выйти из школы, порвала чулок. Видно было, что она собирается на свидание. Но не с Концевичем. А тут вдруг

эта записка. Мы ломали голову, кто бы это мог быть, и вдруг Анатолий звонит нам и говорит, что вспомнил, где видел азалептин. У Маевых. У Татьяны Маевой отец долгое время болел. Она несколько лет оплачивала ему сиделку, покупала лекарства. А потом он умер, а лекарства скопились. Выбрасывать она не решилась, часть оставила дома, а часть отдала на хранение Вере. Марк допускает вероятность того, что она приберегла это лекарство для неверного мужа.

– Как странно – дала на хранение?

– Марк говорит, что у всех женщин в голове – тараканы.

– А дальше? Отец умер, лекарства отдала, и что?

– А то, что записку Ларисе Боткиной дал Олег Маев, муж Татьяны.

– Олег Маев – любовник Ларисы! Но кто же убил ее? Неужели его жена?

– Да. Она, зная, что Концевич сходит с ума из-за воскресшей Веры и что все, что с ним происходит, связано с ее местью, решилась воспользоваться ситуацией и расправиться со своей соперницей… Вроде как Вера вернулась и убила любовницу мужа. Она же и письмо Концевичу подкинула, мол, то же самое будет и с тобой.

– Она что же, тоже думала, что это Вера?

– Она ничего не думала. Она просто сгорала от ревности, не находила себе места. Она так люто ненавидела Ларису, что готова была разорвать ее на части… Людоедка какая-то. Подслушивала телефонные разговоры мужа с Ларисо и отлично знала, что та не может уснуть без снотворного. В ту ночь, когда Марк вместе с Анатолием и Лёней Охрименко были в ресторане и запивали водкой кладбищенскую историю, Татьяна Маева пришла в гости к Ларисе, предложила ей выпить, а потом незаметно подменила капсулы. За рюмкой коньяку сказала, что давно уже не любит своего мужа и спокойно отдаст его, Ларисе.

– Но откуда ты все это знаешь?

– Она сама рассказала.

– Как это?

– На днях пришла с повинной. В принципе, мы уже все разгадали, оставалось только ее задержать, и тут Марку позвонили и сказали, что она хочет давать показания. Она вздорная, ужасно ревнивая женщина. Любительница выпить. У нее есть знакомый адвокат, вот она с ним и поговорила. Он посоветовал признаться, чтобы срок был поменьше.

– А что с Концевичем?

– Понимаешь… Эта Нелли Рыбакова, как и ее мать, пьет кофе с лимоном. Это необъяснимо, но это так. Я потом у нее спрашивала: нарочно она тогда, в кафе, куда мы пришли с Концевичем, заказала лимон? Оказалось, она не знала, что ее мать любила кофе с лимоном, просто сделала обычный заказ. Но Концевич, увидев это, принял Нелли (а в то время Веронику) за Веру и бросился к ней – просить прощения.

– А что с настоящей Вероникой Парусниковой?

– Она бросила своего дрессировщика, предварительно сделав его нищим, продав его змей.

Хотя я до сих пор не могу понять, кому понадобилось этих змей покупать. Думаю, она их просто распустила. Так вот, есть такая информация, что она ударилась в религию, укатила не то в Канаду, не то в Австралию. Но это нас уже не касается.

– Так что с Анатолием? Он жив-здоров?

– Жив, да только не очень-то здоров. Но он еще не старый, подлечится, восстановится. Мне его почему-то совершенно не жалко.

– Мне тоже. А что Нольде? Я имею в виду отца?

– Он помогал сыну по мере своих возможностей, но с самого начала знал, что ничего хорошего из всего этого не выйдет. Что месть убивает душу. Он, может, и хороший доктор, да только не мужчина.

– Почему?

– А ты не понимаешь?

– Это сложный вопрос. Мало кто способен на такой поступок, который совершил его сын, откликнувшись на чужую беду. Этот Михаил Нольде сильно рисковал, когда согласился помочь Вере избавиться от тела.

– Согласна. Но он сделал это.

– Михаил Нольде женится на Нелли?

– Думаю, да.

– А его отец, после всего того, что произошло, как он будет относиться к Нелли?

– Он хороший отец, сына любит, а теперь полюбит и Нелли – у него нет другого выхода.

– А я думала, что Концевича хотят уморить, убить, чтобы завладеть его квартирой. Скажи, а Нелли ничего не будет за то, что она сделала по отношению к Концевичу?

– Нет. Тем более что и заявления от него никакого не поступало, и мы расследовали так, по дружески. А я-то и вовсе – из любопытства, ты знаешь. Другое дело – убийство Ларисы Боткиной.

– Знаешь, Рита, ты была права. Когда все знаешь и все разложено по полочкам, дело кажется таким простым. Я вот сказала тебе, что мне не жалко Концевича. С одной стороны, конечно, он во многом виноват, но, с другой… жалко. Я не удивлюсь, если в скором времени мы узнаем, что с ним случилось что-то непоправимое. Он сильно сдал в последнее время.

Маленькая Фабиола, на которую никто не обращал внимания, налепила между тем огромные, размером с ладонь взрослого человека, пельмени. Разложила их на столе и сказала, улыбаясь:

– Это папе.

…

Когда у ворот позвонили, обе женщины почему-то вздрогнули.

– Кто это? Марка нет. На улице уже вечер. Мира, пойдем вместе, а? Я сейчас возьму большой фонарь.

Под зонтом, за калиткой они увидели знакомый мужской силуэт.

– Рита, это я, Анатолий, – из сумерек выплыло бледное лицо. – Я буквально на минутку. Вот.

Он протянул ей небольшой бумажный пакет.

– Это вам с Марком. Путевки в Египет. Я все оплатил, вам надо будет только заполнить анкеты и связаться с оператором, телефоны на визитке. Ты же хотела в теплые страны. Знаю, как тебе надоел этот холод, да и отдохнуть вам нужно. Собственно говоря, я пришел сказать тебе спасибо.

– Входи, Толя, – Рита взяла его за руку. – Входи. Будем пельмени лепить. Заодно поговорим о Египте.