Вспомнить все: Моя невероятно правдивая история
Шрифт:
– Что ты имеешь в виду? – изумился я. – Да ты берешь вес больше, чем я!
– Должен же я содержать свою семью, – сказал парень.
Профсоюзы, юристы и врачи продавили такие законы, что работник мог лечить любые заболевания, в том числе и не связанные со своей работой, и получать полную компенсацию платы за медицинские услуги. Это привело к системе неограниченного бесплатного здравоохранения, при котором за любое заболевание платил частный сектор. Для демократов эта лазейка открывала путь к заветной цели. Джон Бертон как-то так прямо и признался мне: «Компенсация больничных листов – это наш вариант всеобщего здравоохранения». Другими словами, закон был написан так, чтобы его нарушать.
Я стал экспертом в этом вопросе благодаря тому, что Уоррен Баффет занимался страхованием, и он говорил
Я вовсю спекулировал этим предложением. Как только переговоры с законодателями заходили в тупик, я уезжал из Сакраменто и отправлялся по штату собирать подписи в поддержку референдума.
Этот план принес свои результаты. Демократы и профсоюзы, перепугавшись, согласились пойти на уступки, которые должны были позволить работодателям сэкономить большие деньги на страховых премиях. Однако демократы были страшно недовольны идеей референдума, поэтому они всячески затягивали переговоры, предлагая все новые поправки каждый раз, когда я показывал им новый мешок с подписями. Соглашения мы достигли только тогда, когда количество подписей в поддержку референдума достигло миллиона – что было уже достаточно для его проведения. Мой рычаг сработал. Благодаря нашим реформам страховые премии в течение следующих нескольких лет сократились на 55 процентов, и за первые четыре года в бизнес Калифорнии вернулось 70 миллиардов долларов.
И все же сам бюджет по-прежнему оставался разбитым. Однако когда я направил предложение на 103 миллиарда долларов на следующий финансовый год, который начинался 1 июля 2004 года, законодатели потратили целый месяц на бесплодные споры, и бюджет так и не был принят к назначенному сроку. Наступило 1 июля, прошла неделя, затем еще одна. Я обещал избирателям, что именно этого никогда не будет, – и внезапно вспомнил, что все мои предшественники в один голос предостерегали меня в день моей инаугурации, что большую часть лета мне придется потеть в Сакраменто. Убедившись в том, что рискую оказаться в той же ситуации, я воспользовался своим высоким рейтингом и обратился напрямую к народу. Выступая перед несколькими сотнями посетителей торгового центра в Южной Калифорнии, я заявил, что наши законодатели являются частью политической системы, которая «устарела, потеряла форму, недоступна и определенно не поддается контролю. У них не хватает духу выйти к вам и признаться: «Я не хочу представлять ваши интересы. Я хочу представлять интересы профсоюзов и адвокатов».
Я не жалею о том, что высказал все это. Однако следующей фразой я уже перегнул: «Я называю таких людей «мужиками в юбках». Они должны сесть за стол и принять бюджет».
Разумеется, выражение «мужики в юбках» сорвалось у меня с языка случайно. Это была та самая гневная импровизация, которой всегда опасалась моя команда. Моя шутка вызвала громкий смех. Толпа поняла, что я ссылался на комедийную передачу «Субботний вечер в прямом эфире», действующими лицами которой были Ганс и Франц [39] . Я также призвал избирателей стать в день выборов «терминаторами» и вышвырнуть вон законодателей, выступающих против моего бюджета.
39
Герои комедийной передачи «Субботний вечер в прямом эфире» Ганс и Франц изображают культуристов, приехавших в Америку из Австрии. А. Шварценеггер называл этих персонажей «мужиками в юбках» и неоднократно использовал это выражение в своих публичных выступлениях.
Мои язвительные остроты вызвали бурю возмущения во всех средствах массовой информации. Меня обвиняли в том, что я женоненавистник, враг гомосексуалистов, несдержанный на язык и просто грубиян. Самая суровая критика прозвучала со стороны спикера ассамблеи Нуньеса, сказавшего: «Подобные заявления не должны срываться с уст губернатора». Он добавил, что его тринадцатилетняя дочь, которая встречалась со мной и которой я понравился, пришла в ужас, услышав подобные высказывания.
В каком-то смысле Нуньес был прав. Избиратели выбрали Арнольда, и одержать победу, в частности, мне помогли киношный жаргон и дерзкие высказывания. Но теперь, попав в Сакраменто, я уже представлял народ и не мог оставаться просто Арнольдом. Я должен был работать вместе с законодателями, согласно конституции являвшимися частью системы, и унижать их было нельзя.
К тому же, было глупо настраивать законодательную власть против себя. Губернатор не может принимать законы, он может только их утверждать или отвергать. Принимать законы должны законодатели. Поэтому если хочешь, чтобы законодательная власть превратила твое видение будущего штата в реальность, зачем ее оскорблять? Да, можно нажать на законодателей, пристыдить их, продемонстрировать избирателям, что они не выполняют свою работу. Однако все это можно сделать, и не называя их шлюхами.
Я решил, что если хочу свершить великие вещи, мне нужно усвоить навыки дипломатии. Мне необходимо более осторожно выбирать выражения, выступая с публичными речами, – не только подготовленными заранее, но и теми, что произносятся экспромтом. Разумеется, продержался я недолго – и скоро снова разинул свою пасть.
Став первой леди штата, Мария решила превратить съезды Ассоциации женщин Калифорнии – мероприятие, которое устраивалось с середины восьмидесятых годов, – в общенациональное событие. В декабре 2004 года десять тысяч женщин собрались в Конвенционном центре в Лонг-Бич на однодневную конференцию, посвященную теме «Женщины как архитекторы перемен». В конференции принимали участие видные деятели бизнеса и общественной жизни Калифорнии, а также такие знаменательные фигуры, как королева Иордании Нур и Опра Уинфри.
Поскольку официально организация именовалась Ассоциация женщин и семей при губернаторе Калифорнии, я, совершенно естественно, открывал конференцию. Я пошутил, что в кои-то веки мне предстоит «быть прелюдией к Марии». Только я начал свою тщательно подготовленную речь, отмечающую вклад женщин в Калифорнию, как в проход выскочила группа протеста. Развернув плакат, женщины начали скандировать: «Уменьшение нагрузки спасает человеческие жизни!»
Как оказалось, это были члены профсоюза медсестер, обозлившиеся на меня за то, что я приостановил предложенный администрацией Грея Дэвиса законопроект, определяющий, что в больницах одна медсестра обязана обслуживать пять больных вместо шести. Большинство присутствующих даже не заметили этот инцидент, однако телекамеры выхватили крупным планом то, как служба охраны выпроваживает из зала пятнадцать женщин. Выходка медсестер вывела меня из себя. Если они обозлились на меня, зачем портить мероприятие, устроенное Марией? Обратившись к залу, я сказал: «Прошу вас, не обращайте внимания на эти голоса. У них свои корыстные интересы. А тем, у кого свои корыстные интересы, не по душе мое пребывание в Сакраменто, поскольку я хорошенько надавал им по заднице. – Затем я добавил: – Но они мне все равно нравятся».
Большая ошибка. Во-первых, насмешка над протестующими оскорбила Марию. А во-вторых, профсоюз медсестер посчитал мои слова поводом для объявления войны. В течение многих месяцев после этого каждый раз, когда я появлялся на людях, меня встречали пикеты скандирующих медсестер.
В верхнем ящике стола в рабочем кабинете я хранил перечень десяти важнейших реформ, которые я обещал провести в случае своего избрания губернатором. Я понимал, что без определенной конфронтации не обойтись, поскольку я бросал вызов могущественным профсоюзам, находившимся под контролем демократов, которые бессовестно наживались за счет штата. Первые строчки в списке занимали такие злоупотребления, как прием на работу посредственных учителей, непомерно высокие пенсии госслужащих и «политическая география», перекройка избирательных округов с целью защиты выборной элиты.