Вспомнить все: Моя невероятно правдивая история
Шрифт:
На самом деле Испания была отличным местом для съемок во всех отношениях, за одним маленьким исключением: каскадеры умирали слишком долго. Милиус снова и снова повторял им: «Когда он тебя рубанет, просто вались на землю». Но они падали театрально, приподнимались, падали снова, судорожно дергались, – это был их звездный момент, и они стремились использовать его по полной. Я уже был поглощен расправой со следующим противником и вдруг слышал, как Милиус кричит тому, кого я уже убил: «Ты мертв! Лежи на земле! Он тебя пронзил насквозь, не шевелись!» Но они были подобны зомби. В конце концов Милиус вынужден был обещать им доплачивать, если они будут умирать сразу же и оставаться мертвыми.
Всему этому не научишься, сколько лет ни посещай курсы актерского мастерства. Сколько
Пока ты пытаешься вжиться в образ, весь производственный процесс продолжает идти полным ходом. Нужно научиться отключаться от сотни с лишним человек, которые готовят сцену, болтают, отвлекая внимание. Осветитель ставит прямо перед тобой стремянку и недовольно замечает: «Не мог бы ты отойти в сторону? Я не хочу уронить на тебя софит». Звукорежиссер возится с твоим поясом, закрепляя сумку с батарейками. Постановщик звуковых эффектов кричит на оператора, чтобы тот ушел с дороги. Художник говорит: «Ребята, мне нужно больше растительности на заднем плане». Режиссер старается навести порядок. Продюсер вопит: «Через пять минут у нас обед! Если собираетесь снимать эту сцену, поторопитесь!»
Затем режиссер говорит:
– Арнольд, смотри своему противнику в глаза. Голову держи прямо. Ты должен доминировать.
Его слова звучат знакомо: мы работали над этим на курсах актерского мастерства. Но только что, если тебя сажают на лошадь, которая оказывается чересчур ретивой? Она крутится и оседает назад. Как доминировать, если ты со страхом думаешь только о том, как бы лошадь не взбесилась и не сбросила тебя? Поэтому приходится останавливаться и сначала привыкать к лошади. Ну как в такой обстановке вжиться в образ?
Я еще никогда не играл перед камерой любовные сцены, и сначала мне было не по себе. Крупный план означает, что никого постороннего пригласить нельзя, но зато на тебя таращится в упор огромное количество народу: редактор сценария, осветители, помощники оператора. А ты голый. На курсах актерского мастерства никто не учит, как вести себя, когда ты, обнаженный, испытываешь настоящее возбуждение. В сексе одно естественным образом ведет к другому. Это может быть очень стыдно. Тебе говорят, что ты должен оставаться в образе, однако на самом деле от тебя хотят совсем другого, поверьте мне. И остается только думать о чем-нибудь отвлеченном.
Несмотря на то что на съемочную площадку посторонние, вроде бы, не допускаются, сексуальные сцены обладают каким-то магнетизмом. После того, как Конан спасается от волков, его соблазняет ведьма, которая наводит его на след Талсы Дума. Кассандра Гава, исполнявшая роль ведьмы, и я катались обнаженные на полу перед ревущим огнем в очаге в каменной хижине ведьмы. Краем глаза я заметил, как стены раздвинулись. В углу образовалась маленькая щелка, и в отблесках пламени сверкнули чьи-то глаза.
– Снято! – крикнул Милиус. – Арнольд, ты куда засмотрелся?
– Ну, на самом деле, – сказал я, – это самое забавное. Я видел, как угол комнаты разошелся, и, кажется, там были чьи-то любопытные глаза.
За декорациями послышался топот бегущих ног, затем чьи-то голоса. И тут в помещение вошла смущенная Рафаэлла.
– Прошу прощения, но я просто должна была подсмотреть.
По фильму главной любовью Конана является Валерия. Сандаль Бергман до того также не приходилось сниматься в любовных сценах, и она стеснялась не меньше моего. Мне предстояло играть причудливую помесь варвара и джентльмена, причем обоих компонентов не должно было быть слишком много. Трудно было настроиться надлежащим образом, поскольку не было возможности порепетировать со своей напарницей; приходилось начинать холодно, механически. В довершение ко всему Сандаль и Терри Леонард, постановщик трюков, влюбились друг в друга, и я остро чувствовал, как Терри стоит рядом, вероятно, готовый оторвать мне голову. При этом Милиус изо всех сил старался избежать цензуры, поэтому он все время говорил что-нибудь вроде: «Арнольд, ты не мог бы подвинуть свою задницу так, чтобы она очутилась в тени? И проследи за тем, чтобы рукой закрыть Сандаль груди, потому что голые соски в кадре нам не нужны».
Батальные сцены представляли опасность иного рода. Конан живет в мире постоянной опасности. Никогда нельзя знать наперед, кто в следующую минуту нападет на тебя в этом вымышленном мире. Сегодня это может быть змея, а завтра – волк-оборотень. Во время съемок таких сцен мне приходилось постоянно быть начеку.
После поединка с гигантской механической змеей у меня целую неделю ныло все тело. Этот эпизод происходит в середине фильма, когда Конан и его союзники проникают тайком в Башню змеи и крадут у жрецов драгоценности. Нам предстояло забраться на башню (в действительности сорокафутовые декорации, установленные в пустующем ангаре на авиабазе), а затем спуститься в подземелье, заваленное по щиколотку мусором и костями принесенных в жертву девственниц. Змея, длиной тридцать шесть футов и толщиной два с половиной, точная копия боа-констриктора, управлялась дистанционно и приводилась в движение стальными тросами и гидравлическими домкратами, способными развить усилие девять тонн. Как выяснилось, управлять ею было весьма непросто, и у оператора не было достаточной практики. Один раз змея обвила меня кольцами и принялась колотить о стену подземелья. Я закричал оператору, чтобы он был поосторожнее. По сценарию Конан убивает змею; разумеется, верный Субатай вылезает из подземного хода, застает своего друга в опасности и бросает ему меч, а Конан одним ловким молниеносным движением ловит меч за рукоятку и вонзает в змею. Я должен был поймать на лету тяжелый меч и воткнуть его в определенную точку за головой змеи, чтобы вызвать взрыв пакета с «кровью». Конечно, Конан при этом должен быть абсолютно уверен в себе. Однако мне приходилось мысленно твердить себе: «Надеюсь, все пройдет хорошо». Я с гордостью говорю, что два с половиной года занятий принесли свои плоды, и я пригвоздил гадину в первом же дубле.
Джеймс Эрл Джонс присоединился к съемочной группе поздно, поскольку ему нужно было выполнить свои обязательства перед Бродвеем, но когда он приехал, мы с ним быстро подружились. В середине марта, когда съемочная группа перебралась из Мадрида в Альмерию, снимать батальные сцены и решающее противостояние в горной цитадели Талсы Дума, я несколько дней провел у него в трейлере. Джеймс хотел быть в форме, и я помогал ему заниматься, а он в ответ обучал меня актерскому мастерству. Со своим мощным басом Джеймс великолепно подходил на роль шекспировских героев; он получил премию «Тони» и «Оскар» за свое участие в «Великой белой надежде», драме, посвященной расизму и боксу. (Его герой был срисован с Джека Джонсона, чемпиона в тяжелом весе в 1908–1915 годах.) Затем он получил всемирную известность за роль злодея Дарта Вейдера в «Звездных войнах». Джеймс поведал мне поразительную историю о том, как стал актером. Он родился и вырос в Миссисипи и в детстве сильно заикался. Пойдя в школу, он категорически отказывался говорить. Одноклассники считали его немым. Затем в старших классах Джеймс полюбил литературу, и у него возникло желание читать великие произведения вслух. Учитель английского языка его поддержал. «Если слова тебе нравятся, ты обязательно научишься их произносить».
Милиус хотел, чтобы я добавил еще полстраницы диалога, которые он дописал уже в ходе съемок. Я должен был произнести эти слова в тишине перед решающей битвой на Кургане, похожем на Стоунхендж древнем могильнике у моря, где погребены цари и храбрейшие воины. Конан и его соратники укрепили святилище и ждут атаки Талсы Дума и его большого войска конных дикарей. Талса Дум уже убил Валерию, враги многократно превосходят числом Конана и его товарищей, и те готовятся к смерти. И вот перед битвой Конан сидит на склоне Кургана, подперев подбородок кулаком, и смотрит на море и безоблачное голубое небо. В голове у него печальные мысли.