Вспомнить всё (сборник)
Шрифт:
Один из полицейских повернулся к Дону Волшу. Его ноздри зашевелились, и он сурово покосился на Дона:
– Имя? – гаркнул он.
Волш назвался.
Полицейские осторожно окружили его.
– От него пахнет, – заметил один. – Но лысины нет, волосы ухоженные. Откройте рот.
Волш открыл рот.
– Зубы белые, чистые. Но… – полицейский принюхался. – Слабый запах изо рта. Желудочного происхождения. Что-то я в толк не возьму, он Натурист или нет?
– Он точно не Пурист, – ответил сержант. – От Пуриста бы не пахло потом. Значит, Натурист.
Джимми протолкался вперед:
– Этот
– Вы знакомы?
– Мы… родственники, – признался Джимми.
Полицейский сделал несколько пометок в своем блокноте.
– Он заигрывал с Натуристами, но до конца их идеями не проникся?
– Ну, он, знаете, посередине. Квази-Натурист. Он еще не определился. Но он не безнадежен! Не стоит, право, заводить на него уголовное дело…
– Так. Тогда отправляем его на корректирующее лечение, – записал в блокнот сержант. – Так, Волш, – обратился он к Волшу, – быстро собирай вещички и пошли. Согласно поправке, таким, как ты, положено пройти принудительное очищение. Давай, собирайся, время пошло.
Волш встал и ударил сержанта в челюсть.
Сержант глупо рухнул навзничь – руки раскинуты, на лице выражение безграничного удивления. Полицейские выхватили пистолеты и истерично заверещали, тупо толкаясь и мешая друг другу в тесной комнате. Бетти завизжала, как резаная. Пронзительный голос Джимми потонул в общем шуме и гаме.
Волш ухватил настольную лампу и разбил ее о голову сержанта. Свет в квартире замигал и погас, и комната погрузилась в орущий темный хаос. Волш столкнулся с кем-то, ударил под колено, этот кто-то со стоном осел на пол. На несколько мгновений Дон потерялся в полной криков и воплей темноте, но потом пальцы нащупали дверь. Он открыл ее и выбрался в общий коридор.
Волш уже подбегал к лифту, как из-за двери вылез еще кто-то.
– Но почему? – жалостно причитал Джимми. – У меня все было предусмотрено, зачем? Я все для тебя устроил, в лучшем виде!
Двери лифта захлопнулись, отрезая от металлического пронзительного голоса. Дон уже ехал вниз, когда в коридор осторожно высунулись полицейские. Волш слышал их угрожающий топот – они шли по пятам.
Дон посмотрел на часы. Наверное, у него не более пятнадцати или двадцати минут. Потом его схватят – это неизбежно. Сделав глубокий вдох, он вышел из лифта и как можно спокойнее пошел по темному коридору между рядами магазинов, мимо черных витрин и вывесок.
На этот раз Чарли был уже в рабочем состоянии. Волш подошел к приемной и увидел, что один человек сидит в кабинете, двое других ждут. Увидев выражение лица Волша, робот тут же махнул, приглашая его немедленно пройти внутрь.
– Что случилось, Дон? – серьезно спросил он, указывая на кресло. – Присядь и расскажи, что у тебя на душе.
Волш рассказал.
А когда он закончил, психоаналитик откинулся в кресле и тихо присвистнул:
– Дон, это серьезное преступление. За такое тебя заморозят! Такие меры предусмотрены новой поправкой…
– Я знаю, – согласно кивнул Волш.
Он ничего не чувствовал. Вообще. В первый раз за много лет бесконечный вихрь эмоций и мыслей полностью отсутствовал
Робот покачал головой:
– Вот видишь, Дон, ты все-таки определился. Ну хоть что-то, с другой-то стороны. Ты все-таки сумел принять решение.
И он задумчиво выдвинул ящик стола и вытащил оттуда блокнот.
– Полицейский автозак уже приехал?
– Я слышал сирены, когда входил в предбанник. Думаю, если не приехал, то уже едет.
Робот побарабанил железными пальцами по ореховой столешнице.
– Внезапный переход от невозможности принять решение к самым решительным действиям является доказательством твоей психологической интеграции в социум. Ты ведь решил, с кем ты, правда?
– Решил, – ответил Волш.
– Ну и отлично. Я знал, что рано или поздно это случится. Жаль, что это произошло при таких драматических обстоятельствах…
– А мне не жаль, – сказал Волш. – Это единственно возможное решение. Теперь мне это ясно как божий день. Нерешительность – не обязательно дефект. Оказалось, что, если я считаю бессмысленными лозунги, партии и героическую гибель ради всего этого, – это тоже убеждение. За которое можно отдать жизнь. Раньше я думал, что у меня нет символа веры. Теперь я знаю, что он у меня есть.
Робот не слушал его. Он что-то начеркал в блокноте, потом подписал и аккуратно, одним точным движением оторвал листок.
– Вот.
И он быстро протянул бумагу Волшу.
– Что это? – спросил тот.
– Я не хочу, чтобы кто-то вмешивался в наши отношения «доктор – пациент». В терапевтический процесс. Ты все-таки нащупал почву под ногами – и я полагаю, что мы вполне способны на прогресс.
И робот быстро встал на ноги.
– Удачи, Дон. Покажи это полиции. Если что-то пойдет не так, пусть они со мной свяжутся.
Листок оказался направлением на лечение от Федерального Психиатрического комитета. Волш ошеломленно перевернул его:
– Ты полагаешь, что это меня… убережет?
– Ты действовал под влиянием аффекта. И не можешь нести ответственность за свое поведение. Конечно, тебя осмотрят, но волноваться незачем. – И робот добродушно похлопал его по спине. – Это был поступок невротика – так ты разрешил внутренний конфликт. Теперь ты от него свободен. Это все сдерживаемые эмоции и вытесненные конфликты. Символическая, так сказать, демонстрация либидо – безо всяких политических поползновений.
– Понятно, – отозвался Волш.
Робот твердо взял его под локоть и провел к выходу.
– А теперь иди к ним и отдай бумагу.
Из металлической груди робота выехала крошечная бутылочка:
– И прими одну таблетку перед сном. Ничего серьезного – это просто легкое снотворное, чтобы нервы в порядок привести. Все будет хорошо, я уверен, что мы скоро увидимся. И учти: наконец-то я вижу результаты наших встреч.
Волш вышел и понял, что на улице окончательно стемнело. Полицейский микроавтобус стоял у самого входа в жилищный комплекс – большой зловещий черный силуэт, вырисовывающийся на фоне мертвого бессветного неба. Толпа зевак собралась на безопасном расстоянии от страшной машины – всем было интересно, что же случилось.