«Встать! Сталин идет!» Тайная магия Вождя
Шрифт:
Он резко осудил подрывную деятельность польских подпольщиков, агентов лондонского правительства, которые, помимо всего прочего, убили 212 военнослужащих Красной Армии. «Покой и порядок в тылу — одно из условий наших успехов. Это понимают не только военные, но даже и невоенные. Так обстоит дело».
Черчилль возражал: нынешнее временное правительство Польши представляет менее одной трети польского народа (понимая, что такое заявление голословное, он дважды оговаривался: мол, возможны ошибки). Однако никаких серьезных доводов против сталинских аргументов так и не привел.
Говоря о послевоенной Германии, Черчилль обронил: «Если у нее вообще будет какое-либо будущее».
— Германия будет иметь будущее, — ответил Сталин.
По поводу предстоящих выборов в Польше Рузвельт высказал пожелание:
— Мне хотелось бы, чтобы польские выборы, подобно жене Цезаря, были выше подозрений.
— О жене Цезаря, — отозвался Сталин, — так только говорили. На самом деле у нее были кое-какие грешки.
Пожалуй, Сталин намекнул на так называемые демократические свободы в капиталистических странах, где многое остается на словах. Избирателям предлагается делать выбор между двумя (тремя) буржуазными партиями, выражающими интересы богатых, которые контролируют практически все финансовые и информационные ресурсы.
В Крыму на одном из обедов Черчилль произнес обстоятельный тост:
— Я не прибегаю ни к преувеличению, ни к цветистым комплиментам, когда говорю, что мы считаем жизнь маршала Сталина драгоценнейшим сокровищем для наших надежд и наших сердец. В истории было много завоевателей…
Прервем его монолог. Конечно, «завоеватель» — неподходящее определение для Сталина. Он отказался от политики захвата чужих территорий, концепции мировой революции. Здесь бы вполне подошло слово «полководец» (военачальник, главнокомандующий). Но Черчилль по привычке западных деятелей хотел бы употребить — «диктатор», но остерегся. Итак, продолжим:
— …Но немногие из них были государственными деятелями… Я шагаю по этому миру с большой смелостью и надеждой, когда сознаю, что нахожусь в дружеских и близких отношениях с этим великим человеком, слава которого прошла не только по всей России, но и по всему миру!
Был ли британский премьер искренним, или пытался польстить советскому вождю, сыграть на его честолюбии? Во всяком случае, Черчиллю было важно добиться расположения Сталина в вопросе о разделе сфер влияния.
В ответном слове глава СССР, в частности, сказал:
— В союзе союзники не должны обманывать друг друга. Быть может, это наивно? Опытные дипломаты могут сказать: «А почему бы мне не обмануть моего союзника?» Но я как наивный человек считаю, что лучше не обманывать своего союзника, даже если он дурак. Возможно, наш союз столь крепок именно потому, что мы не обманываем друг друга; или, быть может, потому, что не так уж легко обмануть друг друга?
Судя по всему, это высказывание было обращено преимущественно к Черчиллю, который не раз пытался обмануть Сталина. И даже был намек на то, что главная ошибка британского «опытного дипломата» состояла в недооценке интеллекта Сталина, его памяти и сообразительности. В любом единоборстве ложное представление о своем превосходстве грозит поражением.
Сталинская политика была ориентирована не только на текущий успех, но и на будущее своей страны, советского народа. Только этим можно объяснить, например, принятое им решение о мирном использовании атомной энергии и грандиозный план преобразования (восстановления) природы, рассчитанный на многие десятки лет.
В Ялте он сказал своим немолодым союзникам: «Пройдет 10 лет или, может быть, меньше, и мы исчезнем. Придет новое поколение, которое не прошло через все то, что мы пережили, которое на многие вопросы, вероятно, будет смотреть иначе, чем мы. Что будет тогда? Мы как будто бы задаемся целью обеспечить мир по крайней мере на 50 лет вперед. Или, может быть, я думаю так по своей наивности?»
Может показаться странным такое навязчивое повторение слов о его наивности. Однако в данном случае они подразумевают откровенность позиции советского лидера, в отличие от его союзников. У Сталина были сведения о том, что гитлеровцы готовы пойти на сговор с англо-американским руководством для сдачи им Германии или даже совместных военных действий против русских.
Сейчас мы имеем все основания считать верными сталинские подозрения относительно будущего мирного сосуществования трех великих держав. Военные столкновения ему удалось предотвратить прежде всего благодаря мощи советской армии и всей страны. Но было бы наивно надеяться на то, что буржуазные правительства будут равнодушно взирать на успехи Советского Союза, на укрепление власти коммунистов в странах народной демократии. Началась острая пропагандистская кампания против СССР и коммунистических идеалов. Удалось использовать при этом антисоветские силы внутри этих стран.
В пропагандистской войне выигрывает наиболее хитрый, циничный, беспринципный, умеющий использовать правдоподобную ложь. Тем более что мечта о буржуазных материальных ценностях чрезвычайно заманчива для слишком многих служащих, не говоря уже о торговцах или руководителях, регулирующих огромные финансовые потоки…
Черчилль писал в военных мемуарах, что его политическая стратегия в марте 1945 года (после Ялтинской конференции) состояла в следующем:
«Во-первых, Советская Россия стала смертельной угрозой для свободного мира; во-вторых, надо незамедлительно создать новый фронт против ее стремительного продвижения; в-третьих, этот фронт в Европе должен уходить как можно дальше на восток; в-четвертых, главная и подлинная цель англо-американских армий — Берлин; в-пятых, освобождение Чехословакии и вступление американских войск в Прагу имеет важное значение; в-шестых, Вена и по существу вся Австрия должна управляться западными державами…; в-седьмых, необходимо обуздать агрессивные притязания маршала Тито… Наконец, — и это главное — урегулирование между Западом и Востоком но всем основным вопросам, касающимся Европы, должно быть достигнуто до того, как армии демократии уйдут».
Двуличность британского премьера выясняется со всей очевидностью. Да, слишком наивным оказался Сталин, который уговаривал прожженного политикана не хитрить, не обманывать, не подличать.
«Разумеется, официальная позиция Черчилля оставалась прежней, — писал его советский биограф В.Г. Труханов-ский, — от ялтинских решений он тогда еще не отказался, но в действительности, как он сам свидетельствует в мемуарах, его политика находилась в прямом противоречии с этими решениями».
Можно посчитать подобное лицемерие ловким дипломатическим маневром. Мол, что еще мог предпринять «маленький британский ослик» против громадного и свирепого «русского медведя»? Но ведь Сталин вовсе не использовал ни силу, ни обман в отношениях с союзниками. Он оставался верным своим обещаниям, не нарушал договоренностей, не предпринимал подленьких маневров за спиной своих партнеров. Так или иначе, его правда одержала победу.
Быть может, кому-то такое заключение покажется слишком предвзятым. В конце концов дипломатия вовсе не предполагает безупречной искренности и честности, а уж тем более наивности. Амброз Бирс назвал дипломатию «искусством лгать для блага родины».
Увы, слишком часто такое искусство направлено па вред одной или многим странам и на благо не столько своей родине, сколько определенным группам и социальным слоям. Это очень важное уточнение. Но дело еще и в другом. Вспомним, что Сталин не только на деле доказал свою верность союзническому долгу, но и добивался гарантий мирного сотрудничества на следующие десятилетия.